Да будет фикус

Но городок встретил их странной тишиной. Неужели все в церкви или уже дома, за столом? Нет, пусто везде, совершенно пусто. Попали они в Крикхем-на-Темзе, один из городков, оживающих лишь в сезон купанья. Длинная прибрежная полоса заколоченных купален, лодочных сараев, дощатых летних домиков. И ни единого человека. Наконец наткнулись на удившего рыбу толстяка (сизый нос, лохматые усы, возле складного табурета бутыль пива). На воде пара лебедей, круживших, норовивших всякий раз хапнуть новую наживку.

– Вы не подскажете, где бы нам тут поесть? – спросил Гордон.

Толстяк, казалось, ждал вопроса и, не оглянувшись, но с явным удовольствием ответил:

– А нигде. Нету, значит, ничего тут.

– Проклятье! Совсем ничего? Полдня идем голодные.

Толстяк засопел, размышляя, не отрывая глаз от удочки.

– Как бы вот в ресторан-отель, с полмили-то отсюдова. Как бы вон там, ежели, значит, работают.

– Так этот ресторан работает?

– А кто ж их знает? Может, что и да, а может, нет, – флегматично отозвался толстяк.

– Не скажете, который час? – вступила Розмари.

– Час-то? Да уж, видать, четверть второго.

Лебеди выбрались на край берега, явно ожидая подачки. В работающий ресторан верилось слабо; вокруг царило запустение: мусор, хлам, облупившаяся краска, пустые комнаты сквозь мутные пыльные окна, даже на пляжных автоматах потеки ржавчины.

– Зря, дураки драные, не зашли в тот деревенский паб!

– Ох, милый, так есть хочется. Может быть, нам вернуться?

– Теперь нет смысла. Пошли, это наверно за мостом. Будем надеяться на чудо, вдруг открыто.

Поплелись к видневшемуся вдалеке мосту, ноги уже просто подкашивались. Но чудо свершилось! На другой стороне сразу от моста по отлогой лужайке вилась дорожка, в конце которой стояло внушительное – и несомненно открытое! – заведение. Кинувшись к нему, они, однако, смущенно затормозили.

– Как-то чересчур шикарно, – сказала Розмари.

Шик впрямь буквально бил в глаза. Блистая белизной с обильной позолотой, заведение каждой своей каменной плиткой заявляло насчет безумных цен и скверного обслуживания. На щите у дорожки крупными золотыми буквами значилось:

ОТЕЛЬ «РЕЙВЕНСКРОФТ»

ВХОД В РЕСТОРАН СВОБОДНЫЙ

ВСЕ ВИДЫ ПИТАНИЯ

ТАНЦЗАЛ И ТЕННИСНЫЕ КОРТЫ

СЕРВИС ВЫСШЕГО КЛАССА

Перед входом лоснились два припаркованных лимузина. Гордон испугался. Деньги в кармане сделались ничтожной мелочью, а само заведение меньше всего напоминало уютный паб. Розмари дернула за рукав:

– Свинское местечко. Пойдем поищем что-нибудь еще.

– Куда? Нет ничего другого. Поесть мы сможем только здесь.

– Ох, знаю я, какая здесь еда. Дадут ломтик говядины, черствый как с прошлого Рождества, и заломят бешеные деньги.

– А мы закажем просто пива и хлеб с сыром, это везде стоит примерно одинаково.

– И они нас возненавидят! Начнут глумиться, навязывать свой завтрак. Тогда надо решительно и твердо: только бутерброды.

– Ладно, проявим стойкость. Заходи.

Они вошли. В просторном холле угнетающе дохнуло чужой богатой жизнью; пахло речной свежестью, новой мебельной обивкой, увядшими цветами, винными пробками. Понятно, тот самый сорт отелей вдоль автострады, куда маклеры-брокеры возят по воскресеньям своих шлюх. Сердце у Гордона заныло – стиль ясен: обдерут и оскорбят. Розмари теснее прижалась к нему, она тоже оробела. Увидев табличку «Салон», они толкнулись туда, полагая найти бар, но оказались в просторной нарядной гостиной с бархатными диванами; о коммерции тут напоминали лишь пепельницы с рекламной эмблемой виски «Белая лошадь». Салон практически пуст, только вокруг одного столика отдыхающая, видимо, после трапезы компания из лимузинов: два жирноватых, чрезвычайно спортивно одетых блондина с двумя изящно-худосочными девицами. Возле них официант, в почтительном поклоне наполняющий бокалы.

Гордон и Розмари остановились на пороге. Сидевшая компания небрежно скользнула взглядом по фигурам усталых потных пешеходов, ощутивших свое убожество. Насчет «пива и хлеба с сыром» нечего было думать; единственное, что могло прозвучать в такой обстановке, это «ланч». Ланч или немедленно прочь. Однако официант, смерив вошедших откровенно наглым взглядом, все же не дал им ускользнуть.

– Сэ-эр? – требовательно протянул он, подхватив поднос.

Ну! Наплевать на этих хамов, говори: «Пиво и бутерброды». Увы, храбрость испарилась. Как бы случайно Гордон опустил руку в карман удостовериться, что монеты на месте (должно было остаться семь бобов и десять пенсов). И, разумеется, официант заметил этот жест; лакейские глаза, казалось, умели даже сквозь карман пересчитать твою наличность.

Стараясь придать голосу уверенность, Гордон сказал:

– Нам бы хотелось ланч.

– Лэ-энч, сэр? Дэ-э, сэр. Прэйшу вас.