Да будет праздник

Не успел Зомби обернуться и понять, в чем дело, как его схватили за ухо и вытащили на середину площадки. Он заорал, пытаясь высвободиться. Краем глаза он сумел разглядеть Антонио, который вцепился в его ушную раковину.

Вены на шее у бригадира официантов вздулись, глаза налились кровью, и, брызгая слюной, он орал на Мердера и Сильвиетту:

– Эй! Эй! Вы двое, почему в форме официантов?

Зомби наконец вырвался и схватился за свое пылающее ухо.

– Вы, верно, ума лишились. Решили небось, что тут у нас деревенская пирушка. Ну, я вам вправлю мозги. – Антонио грубо ткнул в грудь Мердера: – Почему вы одеты официантами?

– Мы хотели помочь. Здесь особо нечего делать… – не слишком убежденно пролепетал Мердер.

Антонио придвинулся к нему нос к носу. Изо рта несло ментолом.

– Помочь? Думаете, мы тут играем? И в какую игру? “Тише едешь – дальше будешь – стоп”? “Чай-чай-выручай”? Вы такие молодцы, решили, что будете официантами? Вам бы только подурачиться, а я место потеряю. Не поняли еще, где мы находимся? Там официанты из Harry’s Bar, из Hotel de Russie, люди, кончавшие школу гостиничного дела, я отказал персоналу Caffè Greco. – Антонио весь посинел, ему пришлось прерваться, чтобы перевести дыхание. – Знаете что? Сейчас вы разденетесь и уйдете отсюда. Я не дам вам ни лиры, и этот засранец Саверио тоже уберется вместе с вами! Никогда не полагайся на родственников. Кстати, где этот су… – Тут Антонио потянулся рукой к шее, словно его укусил овод, вытащил что-то из кожи выше воротника и поднес к лицу.

На ладони лежал бумажный конус с булавкой на наконечнике.

– Какого… – только и успел сказать он, после чего глазные яблоки закатились, уступив место белой склере, рот застыл в кривой гримасе. Он отступил на шаг и как подкошенный рухнул наземь.

Звери в изумлении глядели на него, затем из-за куста показался Мантос с духовой трубкой в руках.

– Достал, а? А как он в школе меня доставал…

Мердер пожал шефу руку.

– Ты его сделал! Этот седарон просто бомба.

– Я же вам говорил. Молодец, Зомби, нашел ножницы.

– А этот? – Сильвиетта склонилась над телом Антонио. – Что с ним делать?

– Свяжем и заткнем ему рот. И спрячем где-нибудь.

32

Следуя за официантом в направлении Королевской виллы, Фабрицио Чиба ругал сам себя. Ему нельзя было терять время, надо было спешить на самолет, и от необходимости идти на разговор с Саса Кьятти он разнервничался. Какой абсурд, он общался с Сарваром Соуни, нобелевским лауреатом, не испытывая особых эмоций, а теперь по пути к какому-то жалкому Кьятти у него колотится сердце? Что делать, богатые и наделенные властью люди вселяли в него неуверенность.

Фабрицио вошел в здание и опешил. Он ожидал всего, что угодно, но только не минималистского дизайна. В большой гостиной – голые бетонные полы. В сложенном из необработанного камня камине потрескивает толстое бревно. Рядом четыре кресла семидесятых годов и стальной стол длиной с десяток метров, над которым висит старинный светильник. Две тоненькие фигурки Джакометти. В углу, словно позабытые там, тоскуют четыре яйца от Фонтаны, а на побеленных известкой стенах ползут трещинами квадраты Бурри[19].

– Сюда… – Официант указал на длинный коридор. Из коридора они вошли в кухню, облицованную майоликой в марокканском стиле. Из колонок Bang & Olufsen звучали романтические пассажи “Пианино” Майкла Наймана.

Внушительных размеров матрона с каре оттенка махагон орудовала у огня. В центре комнаты, вокруг стола из грубой древесины сидели, Сальваторе Кьятти, белокожая сильфида, дряхлый старик в изъеденной молью колониальной форме, монах и певица Ларита.

То, что было у них в тарелках, весьма походило на ригатони по-аматричански, щедро посыпанные тертым пекорино.

Фабрицио, поборов смущение, произнес:

– Мое почтение.

На Кьятти была куртка из бежевого велюра с заплатами на локтях и рубашка в шотландскую клетку. Вокруг шеи или того, что от нее оставалось, был повязан красный платок. Кьятти вытер губы и распростер навстречу Фабрицио объятия, словно они знакомы тысячу лет.

– Вот и великий писатель! Как приятно видеть вас здесь. Присядьте с нами. Мы тут закусываем по-простецки. Надеюсь, вы не ели на фуршете. Это пускай кушают наши вип-гости, правда, мама? – Он обернулся к толстухе у плиты. Женщина, смутившись, обтерла руки о передник и кивком приветствовала вновь пришедшего. – Мы люди простые. На обед у нас макароны. Возьмите стул. Чего вы ждете?

При первом знакомстве Кьятти показался Фабрицио человеком приветливым, с широкой жизнерадостной улыбкой, но вместе с тем чувствовалось, что он не говорит, а приказывает и не любит, когда ему не подчиняются.

Писатель взял один из стоящих вдоль стены стульев и сел в уголок между стариком и монахом, которые подвинулись, чтобы ему хватило места.

– Мама, положи-ка еды синьору Чибе, да от души, а то у него какой-то обессиленный вид.

Мгновение спустя перед Фабрицио стояла гигантская порция дымящихся ригатони.

Кьятти ухватил бутыль вина и наполнил ему бокал.