Да будет так!

Волоча сумку, я подошла к скамейке рядом с окошком кассы. Сумка была слишком тяжелой, чтобы тащить ее обратно в туалет, так что я вытерла помаду тыльной стороной руки и распустила волосы, кое-как расчесав их пальцами. Затем я замерла в ожидании кого-нибудь, кто помог бы мне купить билет.

Ждать пришлось недолго. Это была потрепанного вида женщина с вьющимися черными волосами и сильно подведенными глазами. Уголки ее тонких губ смотрели вниз, что, может, и придавало ее лицу не слишком приветливый вид, но мне показалось, что на самом деле она незлой человек. Берни, возможно, сказала бы, что ее глаза говорят что-то неладное, но сейчас я могла полагаться только на себя. Женщина села через две скамейки от меня с журналом на коленях, вытянув ноги и выдувая пузыри из жвачки. Я приблизилась к ней, волоча за собой сумку, и сразу перешла к делу.

– Мне нужно, чтобы кто-нибудь купил мне билет, – сказала я.

– Из дома бежишь, да? – спросила она. – Я-то знаю, как оно бывает, не сомневайся. Но мне на билет не хватит – ни для тебя, ни для себя.

Я не стала объяснять ей, что никуда не убегаю, – она, скорее всего, все равно бы мне не поверила.

– Деньги у меня есть. – Я открыла сумку и показала ей монеты.

– Ого! Ты что, копилку ограбила? – рассмеялась она. Один из ее передних кривых зубов был сломанным и потемневшим. – Так что, тебе надо, чтобы я билет купила? А сама что, не можешь? Деньги же у тебя есть.

Я кивнула.

– Я слишком маленькая, чтобы ехать одной, – объяснила я.

– А сколько тебе должно быть? – спросила она.

– Пятнадцать, – сказала я.

Прищурившись, она смерила меня взглядом:

– Тринадцать тебе можно дать. Но не пятнадцать.

– Знаю. Когда я сяду в автобус, то попрошу кого-нибудь сказать, что я с ним. Так водитель меня не спросит, сколько мне лет.

Она улыбнулась:

– Все уже продумала, да? Мне это нравится. Смышленая девчонка. Слушай, может, у тебя и мне на билет хватит? – спросила она, поднимая выщипанную бровь и оценивающе глядя на кучу монет.

– Нет, извините. Только один лишний доллар, но можете его взять, если хотите. – Я покопалась в кармане и протянула ей остальные выигранные четвертаки.

Она криво улыбнулась и покачала головой:

– Оставь себе. Так куда тебе нужно?

– В Либерти.

– Это ясно. Но все-таки, куда именно ты едешь?

– В Либерти, – снова сказала я, – штат Нью-Йорк[7].

– Надо же, даже не слышала про такой город. И что там, в Либерти? – спросила она.

– Не узнаю, пока туда не попаду, – ответила я.

Она снова улыбнулась.

– А ты не так-то проста для такой малявки, – сказала она. – Ладно, пошли купим тебе билет.

Она помогла мне дотащить мешок с монетами до кассы. Я в ней не ошиблась – не думаю, что многие согласились бы слушать, как их отчитывает кассир за то, что покупают билет одними монетами. Но Джуди – она сказала, что ее имя пишется через «дж», – и ухом не повела. Она слушала кассира, жуя жвачку, и изредка вставляла: «Да ладно тебе, деньги есть деньги», пока он не сунул ей билет через окошко кассы.

– Иди отсюда, – сказал кассир.

Она отвернулась от окна и протянула билет мне.

– Делом займись, – бросила она ему через плечо.

Я задумалась о ее словах. В тот момент они прозвучали как оскорбление. Но потом, поблагодарив ее и оставшись на остановке пятого автобуса с билетом до Либерти в руке и четырьмя монетами в кармане, я принялась тихо повторять эти слова про себя: «Займись делом, Хайди. Займись делом». И что-то в этой фразе мне нравилось все больше и больше.

Глава 9. Скоро приду

Даже если бы Бернадетт не страдала агорафобией, она не смогла бы поехать со мной – у нас не было возможности взять с собой маму, если учесть, как она не любила автобусы, а без Бернадетт за ней некому было бы присматривать. Так что мне в любом случае пришлось бы ехать одной.

Я ничего не сказала Бернадетт в то утро, когда поехала на автобусную станцию играть в автомат и купила билет. Она думала, что я была в библиотеке. Это был первый раз, когда я ей солгала, и я чувствовала себя неуютно, так что хотела поскорее рассказать ей все, как только приеду домой. Когда я во всем призналась и показала ей билет, она была вне себя.

– Я влила в тебя все лучшее, что у меня было, Хайди, – бушевала она, – как теплое молоко в ведерко. Зачем ты это делаешь? Почему ты не можешь оставить все, как есть?!

– Потому что все не так, как должно быть, – произнесла я.

– И как же должно быть? – спросила она.

– Я должна знать, откуда я родом, Берни.

– Мы уже об этом говорили, – сказала она. – Неважно, откуда ты. Важно, что ты здесь.

– Может, тебе это и не важно, но я не такая, как ты, Берни. Я не хочу быть как ты, и как мама тоже.

– Ты хочешь меня обидеть, в этом все дело? – с горечью усмехнулась она.

– Ты здесь ни при чем, Берни, это касается меня, как ты не понимаешь! – закричала я. – Ты думаешь, я могу забыть про сооф, и про Хиллтоп-Хоум, и про все остальное, стоит тебе захотеть? Но я не забуду. Иначе у меня, как у мамы, будет не хватать деталей.

– Детали, которых тебе не хватает, не важны, Хайди, – сказала Берни.