Да будет воля моя

— Мы передадим это дело, наверное, еще сегодня в Федеральную службу по уголовным делам. Обычно заявления об исчезновении взрослых лиц заносятся в файлы, пока отсутствует указание на преступление или опасность для самого исчезнувшего. Нет такого закона, который запрещал бы внезапные выезды без информирования семьи. Я надеюсь, что ты тем не менее не обидишься на нас за то, что мы тебя расспрашивали. Это было просто так, между друзьями.

— Никаких проблем, — отвечает Дерия. — Ведь могло случиться, что я что-то знаю.

— Вот именно. Если он даст о себе знать или…

— …или я что-нибудь вспомню, я позвоню, конечно.

— Спасибо, Дерия. — Дариус протягивает ей визитную карточку полицай-президиума, на которой он шариковой ручкой записал номер личного мобильного. — Хорошего тебе отдыха.

Мужчины спускаются на пару ступенек, а Дерия смотрит им вслед, пока они не оказываются внизу. Может, ей стоило упомянуть о случаях на улице и о звонках? Наверное, это все-таки был Роберт, кто бы еще? Но мысль о том, что здесь, в коридоре, ей пришлось бы бесконечно рассказывать о своих страхах, бегу по темным улицам, а в это время из соседней квартиры через нерегулярные промежутки времени раздается навязчивая мелодия заставки «Кто хочет стать миллионером?», еще неприятнее, чем присутствие полиции в ее квартире, месте, где она хочет остаться с Якобом наедине. Она поспешно закрывает дверь, отбрасывает в сторону визитную карточку и быстро идет в спальню. Но там темнеет ее одинокая и покинутая постель, и одеяло на ней гладко натянуто.

«Теперь он исчез! — проносится у нее мысль в голове. — Исчез, его нет, в этот раз навсегда или как минимум снова на шестнадцать лет. Исчез, словно никогда и не возвращался».

Она одновременно расстроена и шокирована осознанием того, как, оказывается, еще можно ранить ее холодное сердце. Точнее говоря — как сильно Якоб еще может ранить ее сердце.

Но как он мог так бесследно исчезнуть? Она ведь все время стояла в дверях квартиры. Но все же представить, что Якоб может сбежать через окно, она не могла… Во всяком случае надеялась, что такого не случилось. Тем более что окно спальни закрыто.

Когда она слышит шорох из гостиной, у нее от облегчения чуть не текут слезы из глаз. Он сидит там, на софе, как будто ничего не случилось, и чешет Одина по подбородку. Как ему удалось незаметно пройти мимо нее?

— Извини, что это так затянулось.

— Нет проблем, — улыбается Якоб. — Ты простишь, что я тут немного подслушал?

— Этого вряд ли удастся избежать в такой маленькой квартире.

— Ты произвела на меня огромное впечатление, — говорит он, а она приходит в состояние полного изумления. — Ты все еще можешь быть настоящей бестией.

— Мне нужно было пригласить их зайти и предложить им бутерброды?

— О боже, только не это! Нет. Я просто почти забыл эту твою сторону. Ты осталась у меня в памяти такой… такой нежной. Такой, что можно было бояться, что мир разрушит тебя. Ты знаешь, как тогда тебя называли другие?

— Белоснежка или Спящая красавица, — отвечает она. Потому что она была тихой и мечтательной, словно все время спала.

— Да, потому что ты была такой ранимой, что лучше было бы хранить тебя за стеклом. Но все они были не правы. Я был единственным, кто знал, что ты всегда была Белоснежкой и Злой королевой в одном лице… — Он смотрит на нее так, словно сделал ей комплимент.

Она толком ничего не понимает, однако решает не возражать:

— Это было бы, наверное, очень хорошо. Тогда я смогла бы послать своего бывшего мужа за семь гор и разбить зеркало, и потом больше никогда больше не увидеть его.

— За горами он, кажется, уже находится. Ты о нем не думаешь?

Дерия стонет:

— В этой жизни — уже нет. Он где-нибудь сидит, напился и убежден, как скала, что он самый несчастный человек в мире. Мне лишь жалко и Надин, и Феликса, но больше — малыша, он еще не способен видеть насквозь своего дядю и определенно беспокоится о нем.

— Это звучит так, словно твой брак был очень гармоничным.

— Твой сарказм ты можешь сохранить для себя, — вырывается у нее резкий ответ. Против воли Дерия вынуждена улыбнуться своим словам. Она получается горькой, эта улыбка, и нужно целых два вздоха, чтобы улыбка не стала попыткой расплакаться.

— Проклятье, — цедит она сквозь зубы. — Мне так жаль, что все продолжает вращаться вокруг него. Даже сегодня ему удалось испортить мне прекрасный вечер.

Якоб гибким движением встает на ноги, Один беззвучно соскальзывает на пол с его рук. Они одновременно подходят к Дерии, Якоб обнимает ее, а Один трется о ее босую ногу.

— Эй, эй, уже хорошо, — говорят они вдвоем, каждый на своем языке, — никто не испортит тебе вечер.