Да будет воля моя

Неужели ей придется показывать удостоверение личности? Но ведь эта женщина ее знает. И она должна знать, что Дерия не только совершеннолетняя, но и что ей уже за тридцать.

— У вас разве нет красного вина? — Она видит его на полке.

— Конечно, у меня есть красное вино, но только одна полная бутылка.

— Прекрасно. Тогда я ее возьму.

Женщина поворачивается, не торопясь поднимается по скрипучей маленькой лестнице и безо всякого выбора снимает с полки темную бутылку. Затем с легким стоном спускается вниз и ставит бутылку на прилавок перед Дерией.

— Может быть, у вас есть и штопор?

Пожилая женщина морщит лоб. Затем берет в руки бутылку и открывает ее: пробка навинчивается. Тем лучше.

— Если бы у вас еще нашлось для нас два стаканчика, то вечер был бы спасен, а вы стали бы героиней.

Старуха накрывает пластиковыми стаканчиками горло бутылки и качает головой, ничего не говоря. Она ведет себя так, словно считает совершенно абсурдным пить красное вино с пиццей.

«Но в этом и есть нечто особенное», — в конце концов думает Дерия.

Они молча едят за одной-единственной стойкой. Дерия, как и раньше, свернула свою пиццу так, чтобы было меньше пятен, а Якоб борется с маслом. Вспоминает ли он прошлое? Ей кажется, что он никогда никуда не исчезал, как будто бы последние годы вообще были не реальными. Словно долгий тяжелый сон, от которого она наконец-то проснулась. Она удивляется, как хорошо снова чувствует себя рядом с ним. Он действительно остался тем, кем и раньше был для нее, — единственным человеком, в присутствии которого ей не приходилось постоянно думать о том, что от нее ожидают, что ей делать или не делать.

Якоб сминает салфетку и осматривает себя сверху вниз:

— Я целыми годами тренировался в американских закусочных поедать самые жирные бургеры, не оставив на одежде ни пятнышка. Но вот с пиццей на углу я, как и раньше, потерпел неудачу.

— Ты можешь помыть руки у меня.

«Или забросить всю свою одежду в стиральную машину и голым ждать в спальне, пока она высохнет». Она спрашивает себя, как можно остаться таким худым, если приходится постоянно питаться фастфудом. Занимается ли он еще спортом? Даже под толстой курткой его тело скромно говорит: да.

— Я живу совсем рядом.

Якоб соглашается. Прежде чем уйти, он вынимает старый пфенниг из кармана куртки и кладет его на стойку.

— Зачем ты это делаешь? — удивленно спрашивает она.

— Это ведь приносит счастье, нет?

— Удача — это когда находишь пфенниг, а не когда прячешь.

— Кто это сказал? — В его улыбке есть что-то вызывающее, такое, что, несмотря на тривиальную тему или именно благодаря ей, почему-то больно задевает ее. — Кто-то обрадуется, когда его найдет.

— Мило, — говорит она и думает, что редко кто пытался более дешевым способом убедить ее.

Пфенниг! Хотя почему человек с такой улыбкой должен выкладывать больше, чем жалкий пфенниг? Ее нравится его экономичный способ мышления. И, в конце концов, успех дает ему такое право, поэтому в ее животе становится теплее.

Когда она открывает дверь своей квартиры и впускает Якоба, от соседей раздаются звуки «Daily Soap».

— Якоб, это — Один. Один — Якоб.

Для Одина этой короткой рекомендации оказывается вполне достаточно. Обычно он крайне недоверчив и не сразу подходит к незнакомцам, но сейчас кот трется боками о ноги Якоба, а головой — о его колени и даже позволяет погладить себя.

— Ты что, купаешься в кошачьей мяте? — удивленно восклицает Дерия. — До сих пор он при появлении чужих прятался под кухонную скамейку.

— Это, наверное, значит, что он меня уже знает. Что ты ему рассказывала обо мне?

— Очевидно, только хорошее, судя по тому, как он тебя встретил.

Якоб спасается от воинственных ласк влюбленного кота: недолго думая, берет его на руки.

— Красивая квартира, — замечает он, пока она развешивает куртки на стулья. — В ней чувствуется твой почерк.

— Она ведь принадлежит только нам двоим, Одину и мне. Здесь никто не давал мне советов… — Впервые в ее жизни. — Хочешь чаю? Кофе?

Якоб хочет только в ванную. Когда он возвращается, начинает разглядывать книжные полки в ее гостиной.

— Мои книги, — говорит она, — единственное, что я забрала, когда ушла от Роберта. Я не хотела оставлять ему ни одной. Все остальное пришлось покупать.

— Только не книги, — очень тихо говорит Якоб.

— Нет. Кота я взяла, когда уже жила здесь. В приюте для животных он бы долго не выдержал. Он ненавидит других кошек. Для него они слишком сложные. Но, честно говоря, большинство людей тоже вызывают у него ненависть.

— Он такой же, как ты. — Якоб говорит это даже без намека на юмор. — Он научился тому, что лучше не подпускать к себе любого человека. Ты узнáешь образец, по которому он избирает свои контакты?