Да будет воля Твоя

Джарвис заколебался. Он замечал, что в случаях насилия нередко именно отец семейства старается свести на нет серьезность ситуации, чаще всего чтобы погасить скандал и защитить от сплетен свое потомство, а главное, чтобы сохранить шанс сделать хорошую партию, поэтому расследовать такие дела оказывалось крайне сложно. В этот раз, зная, что в округе бродит потенциальный хищник, шериф был склонен, скорее, поверить недоверчивой матери, чем покровителю-отцу. Ничего не ответив, он последовал за Кормаком Монро в гостиную размером с весь дом Джарвиса, украшенную большими картинами, объемными букетами цветов (принимая во внимание холодное время года, букеты больше всего удивили шерифа) и длинными белыми диванами со множеством подушек.

Если Кормак имел отдаленное сходство с Кэри Грантом, то его жена Элейн явно хотела походить на Ким Новак с ее высоким лбом, светлыми волосами и фарфоровой кожей. Несмотря на обстоятельства, она успела нанести на щеки немного румян, ее глаза были безупречно подведены черным карандашом, а губы старательно подчеркнуты яркой красной помадой. Когда она встала навстречу шерифу, тот на мгновение ощутил себя среди декораций к фильму, в обществе двух звезд, ожидающих, чтобы камеры остановились, и тогда они смогут улыбнуться, дружески похлопать друг друга по спине и расслабиться. Но ничего такого не произошло, и царившее в комнате напряжение, настолько сильное, что пушистые волосы на затылке Джарвиса встали дыбом, не рассеялось. Шериф впервые попал в жилище Монро, и сам интерьер уже подавлял его.

Бесцветным голосом Элейн предложила ему чаю, но он вежливо отказался. Она сидела на краю дивана, напротив Джарвиса, в своем безупречном, с иголочки костюме из мягкой шерсти, казавшейся нежнее кожи младенца, и нервно потирала руки, глядя на шерифа холодными голубыми глазами, контрастировавшими с ее приветливой внешностью.

– Я узнала про Луизу Мэки, – внезапно произнесла она. – Мне кажется, он снова объявился, теперь у нас.

Ее веки коротко сомкнулись, а когда она вновь открыла глаза, ее ледяные радужки с вызовом обратились к мужу, как бы говоря, что не стоит препятствовать ей. Кормак ответил подобающей улыбкой. Он явно не собирался противоречить супруге, однако все в нем выдавало его скептический настрой.

– Вы полагаете, что… ваша дочь? – едва слышно спросил Джарвис.

Элейн подалась вперед, придав себе решительный вид, ее грудь натянула ангорскую шерсть пуловера. Несмотря на разыгравшуюся в ней драму, на кипящее нутро, на охватившие ее бурные чувства, на разъяренную материнскую душу, Элейн Монро сохраняла достоинство и, рискуя показаться бесчувственной, соблюдала запредельную дистанцию. Но Джарвис прекрасно чувствовал, что она прилагает массу усилий, чтобы не взорваться.

– Вот уже несколько дней, как Эзра ходит сама не своя.

– А точнее? Диана, моя помощница, сказала, что речь идет о прошлой ночи.

– Нет, в прошлую ночь я нашла ее в слезах в туалете, там я это и поняла, но перемены с ней произошли за последние пять дней. Она убеждает меня, что все это ерунда, что это из-за… ну, вы понимаете, женские дела, но я не верю ни единому слову. Она избегает нас, почти все время проводит в комнате, а когда выходит, держится за стены, ничего не ест, у нее вечно красные глаза, разъеденные солью от слез, а ведь была такая веселая и живая! Теперь же она превратилась в призрак.

Слова выстреливали изо рта Элейн Монро, словно она старательно повторяла их на протяжении нескольких часов, чтобы, наконец, высказать в урочное время. Джарвис потер руки. Боже, как ему хотелось курить. Всего одну-две затяжки, чтобы придать себе уверенности, заполнить себя.

– Что заставляет вас думать, что она была?.. – осмелился спросить шериф, не рискнув произнести главного слова, так как оба родителя находились перед ним, и это слово относилось к их дочери.

– В прошлую субботу меня не было, я ездила к сестре в Талсу, Кормак сидел на производственном совещании, из тех, что завершаются карточными партиями, если вы понимаете, о чем я говорю.

Она снова посмотрела на мужа, и в этот раз Джарвису показалось, что своим взглядом она пригвоздила его к стене так, как могут делать только женщины.

– Эзре весной исполнится шестнадцать, – продолжила Элейн, – она уже достаточно большая, чтобы оставаться дома одна, особенно когда рядом есть прислуга, так что, по сути, она не совсем одна. Два месяца назад она сама настоятельно попросила, чтобы мы перестали приглашать Лавинию посидеть с ней, ей хотелось больше независимости, больше доверия. И Кормак решил, что настал подходящий момент, он любит возлагать ответственность на всех и вся.

– Вы вернулись в тот же вечер?