Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера

МИД не имел возможности внимательно изучить вариант моего выступления – они получили его только в субботу, – но сразу же его отвергли. Дик Уортон (постоянный заместитель министра иностранных дел – Ред.) позвонил мне и сказал, что мне ни в коем случае не стоит все это говорить.

– Потому что это неправильно? – спросил я.

– Нет, потому что это правильно, – ответил он.

Я сказал ему, что не хотел бы снова и снова повторять избитые клише (фраза «повторять избитые клише» сама по себе избитое клише – Ред.) А затем настойчиво повторил, что мне надо хоть что-нибудь сказать о мире и свободе. Дик Уортон возразил, что если уж мне это так надо, то в ООН можно говорить о мире, но не о свободе – это вызывает слишком противоречивые чувства. Я возразил, что противоречить в публичных выступлениях это совсем не страшно. Противоречивость ведет к сенсационным заголовкам газет!

После обеда я готовился к ответам на вопросы в палате общин. По мнению моего парламентского секретаря, наиболее коварных вопросов, скорее всего, следует ожидать от антиядерных лоббистов. О слухах, которые, похоже, в последнее время все чаще и чаще появляются в прессе, насчет последних американских ракет. Наверное, из-за навязчивого страха советского проникновения туда, где производятся микрочипы для большинства наших самых секретных управляемых ракет.

– Скажите, в данном случае речь идет о Калифорнии? – спросил я Бернарда.

– Нет, о Тайване, господин премьер-министр, – удивленно пожав плечами, ответил он.

Я был потрясен.

– О Тайване?

Бернард кивнул.

– Да, кажется, мы заплатили за пятнадцать миллионов несовершенных микрочипов.

– Что имеется в виду под «несовершенными»? – осторожно спросил я.

Он пожал плечами.

– Никто точно не знает, господин премьер-министр. Мы не осмеливаемся спросить. Может, ракеты просто откажутся взлетать. А может, взорвутся прямо в лицо тем, кто нажмет на кнопку…

– Господи! – в ужасе прошептал я. А затем поинтересовался, может ли случиться что-нибудь еще. Бернард снова пожал плечами.

– Кто знает… Может, сработает эффект бумеранга. Они обогнут земной шар и вернутся туда, откуда их выпустили.

Я молча смотрел на него, пытаясь представить себе возможные последствия этого кошмара.

– Наверное, лучше всего было бы постараться избежать сколь-либо полного и откровенного освещения этого вопроса? – предположил мой главный личный секретарь.

Наш пресс-атташе Малькольм Уоррен, которого Бернард счел необходимым пригласить на обсуждение, лихорадочно закивал головой. Очевидно, выражая полное согласие.

Мне вдруг в голову пришла мысль, причем мысль куда более ужасная, чем даже вероятность того, что ракеты могут бумерангом ударить по нам же. Во рту стало сухо, по спине пробежали противные мурашки.

– А когда мы их закупили? – оцепенело прошептал я.

Впрочем, видимо, догадавшись о моем состоянии, Бернард тут же постарался меня успокоить.

– Еще до того, как вы стали премьер-министром, господин премьер-министр. Так что не о чем особенно беспокоиться.

Слава тебе господи! Значит, это не моя вина и не мне отвечать. Хотя… отвечать все равно придется – ведь теперь мне уже все известно! А «не о чем особенно беспокоиться» – это весьма забавная манера говорить о крылатых ракетах, которые могут тебя же и поразить.

– Не о чем особенно беспокоиться? – переспросил я.

– Нет. Я имею в виду, не о чем беспокоиться в личном плане, – объяснил он. А затем задумчиво добавил: – Если, конечно, они не ударят бумерангом по Уайт-холлу.

– Да вряд ли попадут, – пробормотал Малькольм. Юмор, надо сказать, мрачноватый!

Я спросил, кто несет ответственность.

– Министерство обороны, господин премьер-министр, – с готовностью ответил мой главный личный секретарь. – И Пентагон. Главная проблема, похоже, заключается в неспособности управлять оборонными отраслями.

– Главная проблема, скорее всего, заключается в неспособности управлять крылатыми ракетами, – возразил ему Малькольм.

Я поправил их обоих.

– Нет, главная проблема, судя по всему, заключается в неспособности генералов творчески подходить к принятию серьезных решений.

– Может, имеет смысл не касаться этого вопроса? – предложил наш пресс-атташе.

В случае, если парламентский час вопросов и ответов пройдет гладко, я, как всегда, тут же поблагодарю всех за внимание и уеду из палаты к себе на Даунинг-10.

Тут к нам присоединились председатель партии и Джефри Пирсон, наш «Главный кнут». Я приказал Бернарду остаться и послушать.

Он почему-то не хотел оставаться и слушать.

– Разве это не чисто партийный вопрос, господин премьер-министр? Встреча с председателем партии и «Главным кнутом»…

– Это также и правительственный вопрос, – твердо сказал я ему. – Он касается нашей политики в области образования.

Мой главный личный секретарь неисправимый педант. Любитель цепляться к мелочам.

– Правительства? Или партии?

– Это одно и то же, Бернард! – Его упорное нежелание видеть очевидное начинало действовать мне на нервы.