В наш разговор совсем некстати вмешался председатель партии Нил. Тучный мужчина с заметной одышкой.
– При всем уважении к вам, господин премьер-министр, это не совсем одно и то же.
– Именно поэтому нам и надо с вами переговорить, – поддержал его Джефри.
Бернард снова попытался выскользнуть из кабинета.
– Судя по всему, это будет чисто партийный вопрос, поэтому, с вашего позволения…
– Сядьте! – скомандовал я ему. Он тут же сел. Без малейших возражений. Вообще-то, мой главный личный секретарь, следует признать, на редкость послушен и великолепно вышколен. – Бернард, вы способны вывести из себя даже святого. Останьтесь!
Он остался. Я повернулся к Нилу и Джефри.
– Так что за проблема?
– Образование, – кратко ответил Нил.
Его лаконичность почему-то вызвала у меня чувство раздражения.
– Что, черт побери, я могу с этим сделать?
– Вы премьер-министр, – также кратко заявил Джефри.
Мне это и без него известно. Ну и что? Премьер-министры не имеют прямого контроля над образованием. Я не могу следить за учебными планами, экзаменами, не могу назначать школьных директоров – вообще ничего! А избиратели считают меня ответственным за все, что получается не так.
– Вы обладаете влиянием, – продолжал настаивать Нил.
– Которым, должен заметить, я уже по горло сыт! Мне казалось, что когда я стану премьер-министром, у меня будет власть. А что вместо этого? Влияние! Чертово влияние и больше ничего! У меня нет власти ни над полицией, ни над процентными ставками, Европейским судом, директивами ЕЭС, британскими судами, НАТО, падающим фунтов стерлингов… Над чем же у меня есть власть? Что я реально могу сделать?
Нил пробуравил меня своими глазками-бусинками.
– Вы можете реально привести нас к поражению на следующих выборах.
– Что вы и сделаете, – подтвердил Джефри. – Если мы не решим проблему с образованием.
Интересно, они специально переоценивают серьезность этого вопроса или все-таки нет? Что ж, послушаем…
– Избиратели, – начал председатель партии, вытирая капельки пота со лба, – недовольны крайне низким уровнем начального образования, не развивающим в детях состязательного духа, не дающим им фундаментальных знаний, столь необходимых для нормальной жизни в современном конкурентном обществе и, кроме того…
– Все понятно, вы имеете в виду чтение, письмо и арифметику, – перебил я его.
Он мрачно кивнул.
– Да, детям рассказывают о марксизме, сексизме, пацифизме, феминизме, расизме, гетеросексизме…
– Все дело в этих измах, – вставил Бернард. – Они ведут к схизмам.
По-моему, он старался вынудить меня указать ему на дверь. Не дождется!
Поскольку лично мне о гетеросексизме никогда не приходилось слышать, Нил объяснил, что это идея
– Да, нечто подобное уже случалось и раньше, – заметил я. – Но суть проблемы вполне ясна. Предрассудки нам не нужны.
Нил буквально взорвался.
– Предрассудки? – чуть ли не заорал он. – По-вашему, учить детей быть нормальными – это предрассудки? – Его лицо окрасилось каким-то необычным розовато-лиловым цветом, казалось, его вот-вот хватит сердечный удар. Честно говоря, меня это совершенно не трогало – мне вполне хватило его предположения, что
Он явно хотел продолжить свои напыщенные разглагольствования о
– Нил, все зависит от того, как определять
В общем-то он попытался. Даже сделал глубокий вдох.
– Я тоже ничего не имею против обучения ребят фактам жизни в школе. Но не технике гомосексуальной любви! И не технике гетеросексуальной любви, раз уж на то пошло.
– И где же тогда им этому учиться? – с любопытством спросил я.
– За навесами для велосипедов, – убежденно ответил Нил. – В свое время мы все так делали.
Это уже что-то новенькое. В таком свете он еще никогда не представал.
– Вы тоже? – с искренним интересом спросил я.
А вот Джефри, нашего «Главного кнута», пубертатный период Нила, похоже, нисколько не интересовал.
– При чем здесь техника любви? В некоторых наших школах предпочитают обучать не столько английскому, сколько хинди!