«Но я ее, конечно же, не уничтожил, поскольку счел своим долгом встать на защиту интересов ПМ. Предчувствуя это, сэр Хамфри немедленно заскочил ко мне в офис, чтобы, так сказать,
Я прямо сказал ему, что Хэкеру миссис Уэйнрайт явно понравилась, но этот аргумент, похоже, его не убедил. „Самсону тоже нравилась Далила“, коротко заметил он. К счастью, в кабинете кроме нас никого не было, так как Хамфри предусмотрительно зашел ко мне в самом конце рабочего дня, поэтому я мог не стесняться в определениях. Прежде всего сказал ему, что, на мой взгляд, Дороти не представляет серьезной опасности хотя бы потому, что не очень много знает. Мы всегда старались держать ее как можно дальше от наиболее важных и деликатных документов.
Секретаря Кабинета моя точка зрения явно не устроила. Он тут же напомнил мне, правда, вполне корректно, что главная обязанность государственного аппарата заключается в обеспечении
Лично мне казалось, что если Хэкеру удастся править Британией, принимая популярные решения, он практически наверняка
Короче говоря, основной тезис сэра Хамфри Эплби заключался в следующем: политике не место в работе правительства, в силу чего Дороти Уэйнрайт самое место не рядом с кабинетом ПМ, а на „чердаке“!
Он не успел закончить свою последнюю фразу, как двойные двери позади него вдруг открылись, и из кабинета ПМ вышла… Дороти Уэйнрайт. Собственной персоной. Вот уж поистине: „Вспомни о черте, и он тут же появится“. Впрочем, сэр Хамфри справился с этой весьма неожиданной ситуацией. Со свойственным ему апломбом.
– О, это вы! Добрый вечер, госпожа главный политический советник, – произнес он, оборачиваясь к ней. – Какая приятная встреча…
На нее это не произвело ровно никакого впечатления.
– Привет, Хамфри. Ждете, когда вас пригласят к ПМ?
– Увы, жду, само собой разумеется.
– А почему не в приемной?
Ответить ему было нечего. Мне этот маленький диалог показался весьма забавным, но я, как всегда, должен был скрыть свое удовольствие.
Чтобы достойно выйти из неудобного положения, секретарь Кабинета повернулся ко мне и проинформировал, что не далее как вчера в Номере 10 был обнаружен „чужак“. Причем этим „чужаком“ оказался член избиркома округа Хэкера, которому удалось проникнуть сюда без положенного спецпропуска.
На мой взгляд, Хамфри просто валял дурака. Все охранники прекрасно знали этого человека в лицо. Никакой опасности он не представлял. Тем не менее, секретарь Кабинета напомнил мне – скорее, в несколько унизительной манере отчитал как школьника, – что в мои прямые обязанности входит обеспечение того, чтобы любой визитер, подходящий к воротам Номера 10, имел либо спецпропуск, либо соответствующее официальное приглашение.
Какое-то время миссис Уэйнрайт молча слушала наши препирания, но затем, когда я собирался высказать свои соображения, она меня перебила:
– Бернард, извините, что вмешиваюсь в вашу высокоинтеллектуальную беседу, но господин премьер-министр настоятельно попросил меня сделать все необходимые приготовления для возврата в мой старый кабинет.
И что теперь делать? Хамфри в упор смотрел на меня пронизывающим взглядом, явно ожидая моего решительного отказа. Но как отказать, если просьба исходит лично от самого ПМ?!
Я, конечно, попытался уклониться от прямого ответа, сказав ей, что сна-чата должен заняться требованием секретаря Кабинета навести порядок со спецпропусками, но она просто отмахнулась. Сказала, что требование Хамфри может подождать. Он тут же возразил, что не может, поскольку речь идет о вопросах безопасности.
– Нет, может! – категорически заявила она.
Сэр Хамфри молча повернулся к ней спиной и вошел в кабинет премьер-министра…
Должен заметить, что за все годы моего пребывания в Уайтхолле мне никогда не приходилось видеть столь откровенной грубости в отношениях между сэром Хамфри и миссис Уэйнрайт. Интересно, это следствие ее прямолинейности? Хамфри, конечно же, ее недолюбливал, но если вначале у него не было для этого особых оснований, то в конечном итоге они у него, безусловно, появились».