Даже в выходной день площадка была заполнена подкаченными студентами. Турники, брусья, эллипсоиды – всё было пущено в ход. Я же отыскал глазами знакомого мне по первой ночи в общежитии студента, играющегося тогда с перламутровыми сетями в одних труселях, и неспешной походкой направился к нему. Раз уж они так активно рекламировали свой охотничий клуб, значит, вполне вероятно не против пополнения своих рядов.
– Привет, – махнул рукой, приблизившись к здоровяку, отжимавшемуся на брусьях ногами кверху.
– Щас, погоди-и-и… – стиснув зубы от натуги, протянул тот. – Девяноста семь, девяноста восемь, девяноста девя-я-ять… сто! – провозгласил он и, совершив в воздухе затейливый кульбит, приземлился передо мной на обе ноги. – Что-то нужно, парень?
– Я…
– А, ты тот самый! Ну… – защелкал он пальцами. – Из общаги, сосед Градовского, а?
– Да-да, он самый, – кивнул, про себя радуясь, что не нужно посвящать его в подробности нашей первой встречи. – Димитрий. Гордеев.
– Павел. Ломоносов, – в той же манере с улыбкой от уха до уха ответил тот, и я пожал протянутую мне руку. Нет, не руку. Лапищу.
– Я тут хотел про клуб охотников разузнать. Время свободное подвернулось, знаешь, и подумал, что пора бы и записаться куда-нибудь. Для общего, так сказать, развития.
– А, ну это ты по адресу, парень. Потенциал у тебя… – окинул он оценивающим взглядом мою дрыщавую тушку, – …есть. Эй, Миш! – окликнул он кого-то из числа тренирующихся. – Поди сюда! У нас тут новенький, кажись, в охотничий! Жаждет крови и зрелищ, говорит, аж руки трясутся! Говорит, не успокоится, пока в какую-нибудь тварину копье не засадит! Миш! Быстрее давай, а то, боюсь, он меня расчленит на куски! Каменецкий, бляха! Аха-ха-ха!..
На всякий случай я его поправлять не стал. Мышцы наращу – вот тогда будет можно.
– Иду я, не ори так, – подошел к нам не менее подкаченный тип. Тот самый, кстати, который ту монстрятину горбатую пополам разрубил одним ударом меча.
– Это Димитрий. Гордеев, – кивнул Павел на меня. – Скажи ведь, есть же потенциал, а?
– Ну есть, – прошелся по мне мечник таким же изучающим взглядом. – Михаил Каменецкий, – и его здоровенную, влажную от пота, лапищу я пожал тоже. – Опыт охоты есть? Боевой опыт? Фехтованием занимался когда-нибудь? Вообще меч в руках не держал никогда?
Я мотал головой на каждый вопрос, и что-то подсказывало мне, что собеседование в их накаченные ряды вряд ли пройду. Но хотя бы попытался.
– Знаешь, так даже лучше, – удивил он меня. – Переучиваться не надо будет. А то научат в этих фехтовальных залах в узких портках танцевать, а ведь на деле всё совсем иначе.
– Мы еще и шашлыки в лесу жарим, – весело добавил Павел. – Из тех, кому внутренности качественно выпотрошили, аха-ха-ха!..
– Ха-ха-ха… – вымученно посмеялся я, пытаясь проникнуться новой атмосферой. Не особо помогло.
– Значит так, Димитрий. Слушай сюда, – дружески хлопнула меня рука Михаила по плечу. – Собираемся мы по нечетным дням к шести часам вечера в спортивном зале. Перекличка, небольшая тренировочка для поднятия духа, и на дело. Это с первого взгляда кажется, что в здешних краях ни одной твари нет. А знаешь, почему никто их не видит?
– Потому что мы их, как цыплят, истребляем, погань эту! – тут же ответил Павел и хлопнул меня по второму плечу.
– Именно, – поддакнул Каменецкий. – И ректорше в радость, и нам в кайф. Все довольны. Так что если серьезно хочешь примкнуть, придется, Гордеев, попотеть.
– А потеть – это круто, – выпятив челюсть, закивал Ломоносов. – Потому что не потеют только трупы, Гордеев!
– Ага… – натянуто улыбнулся я.
– Завтра седьмое, кстати, – внезапно посерьезнел Павел. – Ни на что не намекаю, конечно, но…
– Завтра к шести часам вечера в спортзале, – верно понял я незамысловатый намек.
– Отлично! И помни, что никогда не поздно начать работать над собой, – подметил мечник.
– Но лучше рано, чем поздно! – дополнил его другой.
– Организационные вопросы решим на месте. Но можешь уже морально начинать готовиться.
– Это будет мясо!
Попрощавшись с ребятами, покинул тренировочную площадку. Но отойдя от нее буквально на несколько метров, вздохнул и медленно провел ладонью по покрытому испариной лицу.
И куда я, мать твою, только что вступил?..
Глава 26
Обстановка малой дворцовой гостиной не вызывала у Полиночки ничего, кроме отвращения и желания убраться отсюда подальше. Именно здесь девушку с малых лет запирали, чтобы отчитать во всех прегрешениях. И если сначала этим занимались исключительно гувернантки, приставленные к шкодливой княжне, то после наступления шестнадцатилетия дочери сферу нотаций взял на себя лично отец.
Такая инициатива возымела лучшие результаты. Полиночка боялась властного отца примерно в той же степени, в которой изнывала по свободе, но с малым злом тоже приходилось считаться.