Да, я там работал: Записки офицера КГБ

И вдруг мир взорвался нестерпимым блеском, я почти ослеп от света. Рефлекторно принял вправо, остановил машину и, ничего не видя, выключил почему-то зажигание. Я лег на сиденье и стал ждать ударной волны, профессионально отсчитывая секунды. Я недоумевал — что же эти сволочи натворили, почему война все-таки начинается, я же так далеко от дома и ничем не смогу помочь жене и сыну? Накрыта ли Москва? Сбросит ли меня с дороги?

И ничего не случилось. Не успев толком испугаться, я, лежа на сиденье, посмотрел в боковые стекла и увидел, что небо по-прежнему голубое, а ударной волны все нет и нет. Сел, осмотрелся. Машины проезжали мимо меня без признаков паники или спешки, я только ничего не видел через лобовое стекло — оно было покрыто сплошной сеткой трещин.

Видимо, камешек от впереди идущей машины ударил в него, и безосколочное стекло мгновенно превратилось почти в соль — солнечный свет преломился в трещинах и ударил по моим глазам с тысячекратной силой. Я обернул руку тряпкой, найденной в багажнике, проковырял отверстие, через которое мог с грехом пополам видеть дорогу, и поехал дальше. Интересно, что этот случай был мною почти сразу же забыт.

Осенью 1967 года поползли слухи, вскоре подтвердившиеся, об организации в КГБ нового, 5-го Управления. Неофициально его называли «идеологическим» или «Управлением по борьбе с идеологической диверсией». Говорили о том, что общественные науки, культура, искусство будут взяты под жесткий контрразведывательный контроль. Некоторые линии работы и «объекты оперативного обслуживания» 2-го Главного управления должны были перейти в ведение новой службы. Сущность происходившего нам была не вполне ясна, глубинные процессы, протекавшие в СССР и странах «народной демократии» (еще один термин-урод) осознавались весьма туманно. Да и не только нами…

Поговаривали о том, что набирать состав нового управления будут только из числа сотрудников КГБ и ни в коем случае не с «улицы»: дескать, нужны будут только особо проверенные, «идеологически закаленные» кадры.

Мои товарищи по «семерке» и я считали, что «топтунов» в новое управление не возьмут. Почему-то имела место всеобщая уверенность в том, что 5-е Управление будет возвышаться над КГБ и даже проверять лояльность оперсостава других управлений. Даже несколько лет спустя, встречаясь с сотрудниками разведки и контрразведки, я слышал от них версии на этот счет: они считали, что «пятерка» ведет оперативную проверку личного состава КГБ на предмет пригодности к дальнейшей службе и верности идеалам…

Не помню сейчас — кто из руководства, но помню, что нехотя и сквозь зубы, сказал, что со мной хотят поговорить о возможности перехода в 5-е Управление, и дал телефон, по которому я должен позвонить.

Я обсудил эту новость с несколькими близкими товарищами. В основном все повторили то, что я уже слышал: «Не торопись, не мельчи, потерпи. Шесть лет вкалывал как негр, с твоей работоспособностью и знаниями надо ждать возможности перехода в ПГУ — и точка».

Но я хорошо знал, что ни партком, ни начальство ни на какую заведомо интересную работу меня не пустят. Вообще к тому времени сложилась довольно забавная ситуация. Я не конфликтовал с начальством, не нарушал дисциплину, не злоупотреблял спиртным, не имел промахов по работе. Я был одним из весьма неплохих сотрудников: инициативный, умелый, опытный, пользовался доверием и имел некоторый авторитет у подчиненных мне пяти-шести человек, да и не только у них. В семье в то время было внешне все нормально, рос сын, жена успешно работала.

Но я был не такой, как и некоторые мои близкие друзья. В чем это заключалось, мне трудно объяснить. Мы «не то» читали, «не то» смотрели в кино, «не так» одевались, «не о том» говорили и «не над тем» смеялись, не ели глазами начальство и гнули свою линию на партийных собраниях. Она, линия, тоже была «не та».

Кем же я был в то время? 28 лет, девять лет службы в «наружке», за спиной шесть лет учебы в ИНЯЗе и окончание его в числе лучших десяти студентов-вечерников, отец семейства. Старший лейтенант, оперуполномоченный — почти самая низкая должность в табеле о рангах КГБ. Карьера меня не беспокоила — хотелось интересной работы. Или хотя бы более интересной, так как к тому времени романтика ночного сыска и автомобильных гонок улетучилась окончательно. Реальность же не оставляла никаких сомнений — нужно было уходить, и как можно скорее. «Подбивая» итоги своей службы, я пришел к выводу, что из девяти лет в «семерке» примерно пять-шесть были просто потеряны.

Итак, в назначенный день я позвонил по указанному телефону и спросил Лебедева. «Это я», — услышал я мягкий, слегка заикавшийся голос, и мы договорились о встрече в его кабинете 369 в «Доме 2».