Да, я там работал: Записки офицера КГБ

Как-то нас возили на экскурсию в Ковентри — город, который немцы во время войны подвергли особенно жестокой бомбардировке. Они даже пользовались потом глаголом «ковентрирен» — разрушить полностью. Общими усилиями нескольких европейских стран был построен новый кафедральный собор города — впечатляющее здание в стиле модерн. Во время осмотра собора я немного отстал от остальных — люблю бывать в таких местах в одиночку еще смолоду. И вдруг зазвучала музыка — репетировали (как я узнал потом) симфонический оркестр города и церковный хор мальчиков. Исполнялось нечто возвышенное и грустное, музыка сначала обрушилась на меня, потом обволокла и закутала, я почувствовал страшное одиночество, бессмысленность и лживость своего пребывания в соборе, в городе, в стране. И тут все смолкло — оркестр и хор были остановлены дирижером, который принялся им что-то объяснять, а я, стряхнув оцепенение, отправился дальше. В одном из залов я увидел стенд с фотографиями борцов за гражданские права в СССР и просьбами поддержать их подвижничество. Рядом стоял бочонок с прорезью для монет (не в поддержку диссидентов, а для пожертвований в пользу храма). Я бросил монету в бочонок: было слышно, как она одиноко брякнулась на дно, покатилась по нему и, примостившись поудобнее, успокоилась…

Подошел к концу срок нашей стажировки — из разных городов страны мы снова съехались в Лондон и через пару дней с аэродрома Хитроу вылетели в Москву.

Мои оперативные достижения были громадны: никто из группы не «выбрал свободу», не было вообще никаких эксцессов (красавец молдаванин так и увез обратно свои 5 долларов). Я вез с собой список интересных контактов, то есть они казались мне интересными — укреплять и углублять их я еще не очень умел.

Я так и не побывал в Англии больше ни разу — не было дел, не было и стремления. Память сохранила напряжение первого выезда спецслужбиста за рубеж, постоянное недоедание, замкнутую отстраненность англичан и их неискреннюю вежливость, задорный нахрап шотландцев, учебную нагрузку, трижды проклятое левостороннее движение…

****

А в Москве меня ждал новый набор слушателей курсов русского языка. В этот год сразу определились несколько человек, которыми я решил заняться, и среди них — высокий симпатичный австриец Карл Фогельман. Во время нескольких экскурсий по Москве и в поездке во Владимир он обратил на себя внимание особенно резкими замечаниями относительно советского образа жизни и нашей тогдашней действительности; позже, через коллег из 3-го отдела, «занимавшихся» МГУ, я узнал, что у него довольно обширные знакомства среди вольнодумцев из числа советских студентов. Один из них, с которым Карл сошелся особенно близко, вынашивал планы «свалить» за рубеж (измена Родине в форме бегства за границу!) и, как мне скоро стало известно, обсуждал эти планы с Карлом.

А немного спустя — уже совсем хитрыми ходами — узналось, что отец Карла — сотрудник швейцарских спецслужб и, предположительно, довольно высокого ранга. Было над чем подумать…

Имелись и другие интересные занятия, я с удовольствием в них погрузился, не предполагая, какие тучи уже собирались над моей головой. Случившееся надолго оттянуло меня от «чистой» контрразведки по линии 5-го Управления.

В один совсем не прекрасный день Алексей Николаевич вызвал меня к себе в кабинет, высунулся из клубов табачного дыма, и стряхивая пепел со стола на белоснежную рубашку, сказал:

— На-ка, Ж-жень, п-почитай, какая тут волынка закручивается.

Документ был из 2-го Главка — справка о встрече оперработника с неким «С» — оперативным контактом. «С» рассказал, что его неблизкая приятельница, дочь какой-то архитекторши из маленького НИИ, поведала ему следующую историю.

Знакомый ее матери, якобы известный философ, написал якобы разрушительный для нашей передовой философии труд и намеревается якобы передать его за рубеж для опубликования там. Приятельница и ее мама собираются ему в этом помочь, но не знают как. Обе скрытничали, ничего больше об этом деле «С» не было известно — не только фамилию или место работы философа, но и фамилию самой архитекторши «С» не знал и, соблюдая осторожность, выяснить пока не смог.

По справке было видно, что и «С», и беседовавший с ним сотрудник были люди толковые, грамотные, однако исходного материала было всего ничего. Сделав большие глаза, я спросил:

— А я-то тут при чем, Алексей Николаевич? Институтом философии занимается Женя К. — ему и карты в руки. Все, что мне известно о философии, это что она основа всех наук, причем я лично в этом сильно сомневаюсь.