Да, я там работал: Записки офицера КГБ

Было сказано, что в Грозном — массовые беспорядки, которые в настоящее время локализованы; нам предстояло изучить причины беспорядков и вообще — «изучить обстановку». Минут через 40 мы прибыли на военный аэродром. Автобусы выехали на летное поле и подрулили к огромному самолету, вокруг которого, светя себе мощными фонарями, возились техники и экипаж. Подкатили трап, открыли дверь, мы полезли в окоченевшую металлическую птицу.

Все расселись по местам, перешучиваясь по поводу отсутствия стюардесс, и самолет покатился по взлетной полосе. Уже светало.

Кто-то рядом принялся возиться с пистолетом, заряжая его. На него прикрикнули и велели убрать оружие, «пока не прострелил насквозь самолет».

Я все-таки заснул, и довольно крепко. И правильно сделал: мне рассказали потом, что посадка была непростая: аэродром летчики не знали и, едва не разбившись, сели лишь с третьей попытки.

Нас ждали автобусы; приехали в город — он был плохо освещен.

В гостинице, больше похожей на общежитие, уже жили люди из ВГУ. Они приехали днем раньше… Меня подселили к одному из них — Валерию К.

Утром, перекусив в буфете, отправились в Управление КГБ.

Улицы были малолюдны, сильно подмораживало. Одно из ярких воспоминаний — грозненские дворняги. Чтобы хоть как-нибудь погреться, они расселись на крышках канализационных люков — у каждой собаки свой люк. Большинство люков было на проезжей части, поэтому прохожие заботливо обходили, а автомобилисты объезжали торчащих, как придорожные столбики, псов. Те благодарно посматривали вокруг.

В Управлении нам объявили, что представителем Центра является генерал Н., а старшим группы 5-го Управления — помощник Бобкова, покойный ныне Евгений Семенович Курицын, крупный, седой спокойный офицер с выражением постоянной озабоченности на лице. Видимо, он был неофициальным представителем Ф. Д., так как Н. все время советовался с ним.

Обедали мы в столовой «Центрального Комитета» (так мы прозвали местный обком), и по дороге осматривались в городе. У меня давно вошло в привычку во время командировок разглядывать витрины многочисленных в таких городах фотоателье — это много дает для первого, поверхностного знакомства с жителями. На витринах Грозного преобладали фотографии восточных красавиц и красавцев в бешметах, черкесках и башлыках, танцующих, гуляющих на свадьбах, сидящих за праздничными столами. Видно было, что фотографироваться тут любили и относились к этому делу серьезно. Много фотографий детей — тоже в национальной одежде, и тоже танцуют. Лица на фотографиях — и взрослых, и детских — были серьезны, даже свирепы иногда. Руки мужчин и мальчиков довольно красноречиво сжимали рукоятки традиционных кинжалов.

Дань обычаям и традициям? Национализм? Показуха? Желание хоть таким образом ненадолго вырваться из грязно-серой повседневности? Всего понемногу, наверное.

Из столовой возвращаемся в Управление. Снова сводки, сообщения агентов, чтение перехваченных писем. Составление аналитических сводок по этим письмам. Из них выделяются послания, принадлежащие перу «среднего молодого человека». Это письма подругам, приятельницам, возлюбленным, и во всех — одно и то же. Описываются уличные бои — грохот пулеметов, залитые кровью улицы, скромно упоминается деятельное участие автора в жесточайших схватках, его благородство (помог старушке спрятаться в подворотне), верность любимой «до конца» и прочее. Все — хвастливая ложь. Восток — дело тонкое?.. В 1992-м они дорвались до настоящего оружия: темные очки, бронежилет на голое тело, «ствол» на пупе, жвачка — такие все рэмбовидные типы, супермены. Защитники отечества?

Вечером в гостинице слышим, как рязанского вида молодой человек, дозвонившись наконец до жены или подруги, кричит в трубку: «Да ты что!.. Да ты не понимаешь, что ли?! Да тут кровь ручьями по улице, пулеметы на каждом углу, а ты про подарки… По улице только бегом тут…»

Ну что с дурака взять? Арестовать за распространение ложных, вредных слухов? На работу сообщить? Дать подзатыльника? Завести дело оперативной разработки? Тяжело вздыхаем в унисон и отправляемся «в номера».

За ужином в ресторане гостиницы (еще не поняли, что ужинать здесь не с нашими «подъемными») встречаемся с другими «командами» и сдержанно обмениваемся впечатлениями. Два опера уже третий день «лопатят» местную экономику, и вид у них очумелый — то ли от беспрерывного чтения и писанины, то ли от того, что читают. Один потихоньку спрашивает, как мы думаем, сколько яиц в год в среднем несет курица в Чечено-Ингушетии? Мы — большие спецы в вопросах сельского хозяйства — пожимаем плечами. Пятьдесят? Сто?

— Два.

Мы смеется, тут же рождаются шутки о чечено-ингушских петухах и вспоминаются несколько анекдотов из курино-петушиной жизни.

— А в чем все-таки дело?

— Воруют страшно.