Да не опустится тьма

— Разумеется. Хочешь, он напишет письмо, свидетельствующее о добром к нему отношении?

— Письмо можно вынудить написать под пыткой.

— Только не Виттигиса. При всех недостатках твоего дяди он, безусловно, человек несгибаемый.

Урия заметно успокоился.

— Это верно. Ну, если так, у тебя, возможно, и сохранились остатки порядочности.

— Теперь к делу. Не согласился бы ты поработать на нас, то есть формально на Теодохада, а практически на меня?

Урия выпрямился и застыл.

— Ни за что! Я до конца дней своих буду верен дяде.

— Очень жаль. Мне нужен надежный человек — повести войска в Далмацию.

Урия упрямо покачал головой.

— Это вопрос чести. Я дал слово и от него не отступлюсь.

Пэдуэй вздохнул.

— Ты такой же, как Велизарий. Вот горе: те несколько способных людей, которым можно верить, связаны старыми обязательствами и не хотят со мной работать. А я, значит, должен прибегать к помощи мошенников и тупиц!

Тьма опускалась будто по инерции…

ГЛАВА 12

Понемногу жизнь в Равенне приходила в норму. Воинские части растекались из города, будто вода из тряпки, брошенной на кафельный пол. Крупный ручеек устремился на север — пятьдесят тысяч готов под командованием Асинара возвращались в Далмацию. Пэдуэй отчаянно молился, чтобы Асинар, иногда вроде бы проявлявший проблески разума, не испытал какого-нибудь очередного приступа страха и не примчался назад при первом появлении врага.

Сам Пэдуэй не смел надолго покинуть Италию, чтобы возглавить поход. Все, что он мог, это придать отряду часть своей личной охраны — учить готов тактике борьбы с конными лучниками. Правда, не исключено, что едва скрывшись с глаз, Асинар тут же откажется от этих новомодных штучек. Или, возможно, кирасиры перейдут на сторону Константина. Или… Впрочем, какой смысл гадать?

Пэдуэй наконец выкроил время для визита к Матасунте. Он твердил себе, что это лишь дань вежливости и установление полезного контакта. Однако в глубине души сознавал, что не хочет уезжать из Равенны, не повидав еще разок обольстительную девицу.

Принцесса встретила его весьма любезно. Она говорила на безупречной латыни, красивым контральто, и ее сильный голос звенел энергией и жизнью.

— Благодарю тебя, блистательный Мартинус, за чудесное спасение от чудовища Виттигиса. Я навеки у тебя в долгу.

— Пустяки, госпожа, — скромно ответил Пэдуэй. — Мне просто посчастливилось вовремя приехать.

— О, не принижай своих достоинств! Я многие о тебе знаю. Лишь настоящий мужчина мог достигнуть подобных успехов. Особенно если учесть, что ты чужеземец, прибывший в Италию всем год назад.

— Другим, возможно, мои дела кажутся настоящим свершением, но, честно говоря, я действую будто помимо собственной воли, принуждаемый обстоятельствами.

— Фаталистический взгляд, Мартинус. Похоже, ты и впрямь язычник. Хотя я совершенно не против этого.

Пэдуэй рассмеялся.

— Естественно! Если побродить по холмам Италии, язычников, по-моему, можно встретить немало.

— Безусловно. Я бы, кстати, с удовольствием посетила какую нибудь маленькую деревушку. С хорошим проводником, разумеется.

— Из меня, наверное, проводник отличный — где я только не побывал за последние несколько месяцев!

— Так ты возьмешь меня с собой? Берегись — я не забуду твоего обещания!

— Это меня как раз не страшит. Вот только когда? Видит Бог, чуждые мне политика и война не оставляют буквально ни минуты.

— Чуждые? Что же в таком случае тебе близко?

— Я собиратель фактов, специалист по истории тех времен, у которых нет истории.

— Ты интересный человек, Мартинус. Теперь ясно, почему тебя называют Загадочным… Но если политика и война тебе не по душе, зачем ты ими столь активно занимаешься?

— Это трудно объяснить, госпожа. Специфика моей работы на родине позволяла мне изучать расцвет и упадок многих культур. Сейчас, оглядываясь вокруг себя, я вижу многие симптомы упадка.

— Вот как? Странно. Не спорю, мой народ и такие варвары, как франки, покорили почти всю Западную империю. Но они не угрожают цивилизации! Напротив, они — ее единственная защита от болгарских гуннов, славян и прочих дикарей. Я не припомню другого времени, когда западная культура была бы в большей безопасности.

— Каждый человек вправе иметь собственное мнение, — сказал Мартинус. — Я всего лишь суммирую доступные мне факты и делаю из них выводы. Например, что может означать падение численности населения Италии, несмотря на постоянную иммиграцию готов? Или резкое уменьшение объема торговли?

— Объема торговли? Никогда не думала, что по объему торговли можно оценивать состояние цивилизации… Однако ты не ответил на мой вопрос.

— Попробую. Я стараюсь не допустить, чтобы тьма застоя и варварства опустилась на западную Европу. Должно быть, это звучит самонадеянно — какой человек способен в одиночку достигнуть подобных результатов? Но я делаю все, что могу. К примеру, мы страдаем от плохой связи — и я содействую строительству телеграфа. А так как это поддерживают римские патриции, склонные к прогреческим настроениям, я оказываюсь по горло замешан в политику. Одно тянет за собой другое, и теперь судьба Италии лежит практически на моих плечах.