Да не судимы будете. Дневники и воспоминания члена политбюро ЦК КПСС

Мы все поняли, что вопрос о создании министерств был предрешен. Оставалось теперь одно: добиться того, чтобы были созданы союзно-республиканские министерства по отдельным отраслям промышленности, чтобы в республике оставалась технико-экономическая организация, опора и влияние на промышленное производство, на ведение хозяйства.

2 сентября было заседание Президиума ЦК КПСС, рассматривались вопросы: о мероприятиях по улучшению руководства промышленностью, о созыве Пленума ЦК КПСС, о созыве сессии Верховного Совета СССР, некоторые международные и хозяйственные вопросы.

Еще когда я пришел на заседание президиума, заметил некоторое настороженное отношение ко мне. Товарищи, которые всегда тепло и радушно относились ко мне, при разговорах со мной не смотрят в глаза, как-то заметно уходят от конкретных разговоров. Я почувствовал, что произошла очередная интрига.

В конце заседания Брежнев объявил, что есть еще один вопрос, который ставится в неофициальном порядке: вопрос о записке тов. Шелеста по внешнеполитическим вопросам (о работе Внешторга). Я сразу понял всю натянутость ко мне товарищей, они предварительно уже были «подготовлены» к этому разговору. Н. В. Подгорный, когда получил эту записку, направил Патоличеву и Новикову, чтобы они разобрались, изучили вопрос и внесли предложения. Казалось бы, чего проще: рассмотреть записку, если она заслуживает внимания — дать предложения, если вопросы неправильно освещены — дать разъяснения. И на этом конец делу. Но нет, вокруг этой записки преднамеренно был раздут вопрос, якобы в ней искажается ленинская внешняя политика.

Только впоследствии мне стало известно, что всю «проработку моей записки» организовал Брежнев с его интриганскими замашками. Он этим самым пытался найти поддержку своего довольно шаткого авторитета. Подгорный в то время работал секретарем ЦК КПСС, имел прочное положение, к нему тянулся партийный актив и аппарат ЦК КПСС. Опасаясь роста авторитета Подгорного и большого влияния украинской партийной организации, Брежнев начал разные интриги исподволь против Подгорного. Я во всех мероприятиях поддерживал Подгорного, видя его разумные предложения и меры.

Моя записка явилась поводом для того, чтобы организовать «критику» не только меня и Подгорного, но и вылить ушат грязи на партийную организацию Украины и ее кадры. И эта далеко не благовидная роль была поручена Брежневым Шелепину, Демичеву, Суслову, Косыгину и некоторым другим. Причем чувствовалось, что проведена тщательная подготовка, даже выработан определенный сценарий всей процедуры обсуждения. В мой адрес было высказано много «острой критики» — говорили о моей неосмотрительности, незрелости, что мою записку могут в своих целях использовать классовые враги. Якобы эта записка направлена на подрыв монополии внешней торговли, на расшатывание единства народа.

Все выступающие говорили, что они «этого» от меня не ожидали. А я слушал и сам не понимал, что я сделал, чтобы вызвать такую «бурю в стакане воды». Но когда в речах начали проскальзывать вопросы, связанные с тем, что на Украине якобы слабо ведется борьба с проявлениями буржуазного национализма, что идеологическая работа, особенно среди молодежи, ослаблена, а пропаганда дружбы народов и интернациональное воспитание поставлены плохо — стало ясно. Это все было измышлением, неправдой и беспардонной ложью. На этом заседании некоторые ораторы договорились до того, что на Украине очень чтят Т. Г. Шевченко, что он среди народа, в особенности среди молодежи, является чуть ли не кумиром, и что это не что иное, как проявление национализма, крамола.

В горячке или преднамеренно было наговорено много глупостей и оскорблений, необоснованных обвинений в адрес руководителей республики. Утверждалось, что, мол, Украина претендует на особое положение, проявляет местничество. Говорили и о том, что нарушается государственная и плановая дисциплина. В этом конкретно пытались обвинить Казанца, Кальченко, Скабу. Договорились даже до того, что на Украине слишком много говорят на украинском языке и что даже вывески на магазинах и названия улиц написаны на украинском языке. Севастопольде — город русской славы, а в нем есть надписи на украинском языке. Выходило так, что славу Севастополю создавали только русские. И вообще, дошли некоторые до того, что объявили украинский язык искаженным русским языком. Во всем этом проявлялся самый оголтелый шовинизм, и в особенности это было в выступлениях Шелепина, Суслова, Демичева, Косыгина. Впоследствии им всем за это стыдно было, но каково всю эту организованную Брежневым клевету на украинский народ, партийную организацию пережить! Да и в мой адрес была организована самая настоящая клевета и политическая травля.

Подгорного обвинили в каком-то «кураторстве» над Украиной. Продолжая обсуждение моего письма-записки, начали говорить о том, что, мол, на Украине в руководстве ЦК, аппарате и в обкомах партии нет русских. Все это было враньем, интриганством, разгулом шовинистических страстей.