Да не судимы будете. Дневники и воспоминания члена политбюро ЦК КПСС

Выступление В. Гомулки было резким, правдивым, грамотным, аргументированным. Он сказал: «Нас тревожат состояние и обстановка в КПЧ и стране, и мы полностью согласны с анализом, изложенным в выступлении Брежнева, о состоянии дел в Чехословакии. Здесь налицо существует контрреволюционная опасность, и еще не поздно преградить ей путь, а это прежде всего зависит от чехословацких товарищей. Но у нас складывается впечатление, что Дубчек недооценивает всей складывающейся обстановки и надвигающейся большой опасности. Мы не хотим вмешиваться во внутренние дела страны и партии, но в истории бывают такие крутые повороты, обстоятельства, которые требовательно ставят вопрос, что нам общими силами надо преградить путь «ползучей контрреволюции». В свое время у нас в Польше, да и в Венгрии тоже начиналось так. Интеллектуалы требовали свободы, демократии, свободы печати, защиты культуры — одним словом, выступали с митинговой демагогией». Выступление В. Гомулки было сконцентрированным, с политическим анализом событий, его речь прозвучала гораздо сильнее и решительнее, чем других выступающих, в том числе и Л. Брежнева. Гомулка по праву завладел инициативой на Дрезденском совещании.

Выступление Я. Кадар начал со следующего: «Наше экономическое, политическое и военное сотрудничество должно играть основную роль — всяческое укрепление социалистического содружества. Варшавский договор, дела СЭВ обязывают нас более строго относиться к событиям в наших странах. В Чехословакии события волнуют мировую общественность, и мне кажется, что они напоминают критическую обстановку накануне венгерских событий в 1956 году. Чехословацкие товарищи заявляют, что им происходящие события в стране и партии лучше видны и известны, чем нам, и что они свои кадры знают лучше, чем мы. Я хочу напомнить, что у нас в Венгрии на первых порах Имре Надь[108] тоже не был контрреволюционером. Партия не может стоять у руководства, если ЦК КПЧ самоустраняется от руководства. К тому же явствует, что нет должной дисциплины среди членов ЦК КПЧ. Мы все хотим, чтобы вы серьезно и глубоко поняли наше беспокойство за состояние в вашей партии и стране». Выступление Я. Кадара несколько снизило и остудило накал, поднятый в речи Гомулки.

В. Ульбрихт свою речь начал так: «Наш рабочий класс, партия обеспокоены происходящими событиями в Чехословакии. ФРГ, используя все средства, ведет ожесточенную атаку против ГДР. Под влиянием демагогически настроенных отдельных интеллигентов, студенчества, вы, товарищ Дубчек, предаете интересы рабочего класса, партии, безрассудно меняете и избиваете лучшие кадры вашей партии и страны. У нас должен быть единый фронт, а вы своими действиями даете возможность империалистам вбивать клин для подрыва социалистического лагеря и его содружества. Надо изолировать, а потом и разгромить враждебные элементы, которые наносят нашему общему народному делу непоправимый вред. Вам надо набраться мужества и сказать, что у вас налицо существует враждебная деятельность отдельных элементов и что всеми средствами в интересах своего народа надо их пресекать». В выступлении Ульбрихта была нота тревоги и беспокойства, что события в Чехословакии могут отрицательно отразиться на состоянии дел в ГДР.

Часть участников попыталась смягчить формулировку: предлагалось даже не принимать никакого решения, а дать в печати только сообщение о Дрезденском совещании без какой-либо расшифровки и трактовки.

Против смягчения формулировки резко выступили Гомулка и Ульбрихт. Венгры и болгары занимали нечеткую позицию, чехословаки всячески добивались смягчения оценок и формулировок о событиях в их стране. Получилась какая-то недоговоренность между Брежневым, Ульбрихтом и Гомулкой, даже появилась определенная натянутость. К чехословакам мало прислушивались, их только «обвиняли и требовали», а чего — сами толком не знали. Руководствовались только страхом, что, возможно, «чехословацкие идеи» могут переброситься на восточные страны социалистического содружества, а тогда социалистический блок потеряет свою силу. (Как ни прискорбно, но это случилось уже в наше «перестроечное» время, почти через восемнадцать лет. И к чему это приведет, трудно предсказать и представить. И кто в этом резком переломе виновен?)