Да. Нет. Конечно

– Ну нет же, – смеялся Сквозников. – От личного острова никто не откажется. Согласись, этот эскапизм он именно по причине непонимания друг друга. Когда тебя не понимают, и все силы твои к вразумлению людей, к диалогу с ними оказываются пустыми, то нельзя говорить, что отрешение – плохая вещь.

– Потому я и говорю, что позиция эта прекрасна. Но она отличается от моей позиции своей конечностью. Я говорю о вечном в странствии по синему морю, где тебе не нужно на берег, куда-нибудь пришвартоваться, пополнить запасы еды, воды, рома. Ты всё же выходишь иногда на берег, ради интереса знакомишься с чужим языком, обычаями, с чужой местностью. Но ты не остаёшься надолго, не изменяешь духу скитания. Тебя не удерживает тёплая постель, дом, в котором ты провёл ночь, комфорт, даже какая-нибудь женщина, прекрасная собою, с отменными качествами, – ты покидаешь этот дом без сожаления, потому что дом этот не твой, и берег, на который ты вышел никогда не станет тебе родным. Это романтика путешественника.

– Вот видишь, ты в этом находишь поэзию, тебя захватывает мысль данной суперпозиции и, я уверен, что ты при этом чувствуешь себя сверхзащищённо. Всегда нужны веские аргументы для самого себя, чтобы быть действительно убеждённым в определённый смысл, если у тебя нет цели кочевать подобно зомби. Ты познаёшь, ты ищешь истину – в этом состоит работа. Так и выходит, ты выбираешь самую оптимальнейшую позицию – быть без позиции. Хотя бы взглянув на всех философов и людей прошлого, великих умов нельзя не осознать разрозненность истин и смыслов. Похоже, что вкус играет не малую, а, наоборот, бо́льшую роль.

– Видимо, мы пришли не просто к различию вкусов людей, говоря грубо, но к различиям духа людей.

– Метко. Но, мне кажется, не ты первый об этом говоришь.

Жданский утомлённо рассматривал ваши лица. Он начал свой диалог пытаясь блекнуть умом, неоднозначностью, а к концу диалога стал неуместным зрителем. Ты и Сквозников не вели спор, а высказывали плюсы и минусы позиции друг друга, поэтому у вас на лице было удовольствие через познание. Ты доказывал свою позицию, не исходя из своих убеждений, тебе казалась эта суперпозиция наиболее умной, наиболее развитой, чем что-либо.

Ты попрощался с ними и вышел на улицу.

Дожди захватили город. Но твоё сердце живо забилось, ты воспринял дождь всей своей душой – ты осознал у себя искреннюю любовь к дождю. Тёмные намокшие каменные здания, кажется, отправляют тебя в прошлое, в век этак в пятнадцатый, к средневековым городам, к готической архитектуре, к тёмным улицам, к тёмным, и не только по их виду, людям. Звучные капли оттеняют бессмысленные голоса людей, и ты по-прежнему слышишь их сплетни, об их проблемах, обо всём на свете, но не так отчётливо, не так невольно вовлечённо. Дождь тебя спасает и укрывает. К тому же отмывает город, улицы от всякой затхлости, насыщает спёртый воздух влагой. Никакой меланхолии, с которой сравнивают дождь, да и сам вид пасмурной, промокшей улицы, никаких таких чувств в тебе не возбуждает. Счастье, если можно тебе его приписать, и только. Но это уже что-то, согласись, ты был в глубокой апатии, с приступами гнева, а теперь вдруг радость – она ещё для тебя доступна. Свежесть дождя в действительности вызывает в мозгу какой-то процесс, вдохновляет, а также убаюкивает, умиротворяет.

Придя домой, ты стал писать лица музыкантов, одни лишь только лица на белом фоне. Затем ты набросал некоторые детали – руки, музыкальные инструменты. Они врезались в твою память абсолютно таким же образом – лица и руки, струны и клавиши, барабаны и саксофон. Минимализм творчества, без зрителей, хоть и рукоплещущих, без всего прочего. Хоть очень поверхностно, но ты понял чувства музыкантов в тот миг.

Вся ночь твоя ушла на эту картину. Лучше ты никогда не писал. Даже удивлялся лёгкому полёту твоей руки. Наверное, впервые в жизни ты был так воодушевлён.

6.

Нахождение в днях повернулось иначе: ты стал ежедневно бегать, сразу же бросил курить и не притрагивался к алкоголю. Стал гулять по городу, интересоваться выставками в музеях, вплоть до мазка изучал задевшие твои чувства работы. Твои чувства начали работать! Твой образ жизни стал прогрессивным и действительно приятным тебе. Предшествующее этому состояние в своё время тоже казалось тебе приятным и имело какой-то смысл, однако сейчас ты бы дал пощёчину тому себе.

По-правде, бегать – самая бессмысленная рутина, ты бежишь не за кем-то и тем более не от кого-то, ты бежишь беспричинно, чтобы стать тем человеком, кем не являешься. Тебе становится хуже, тяжело дышать, забиваются и болят ноги, горит лицо, стекает пот, вытирая его, ты натираешь веки. Делаешь себе хуже сейчас, чтобы сделать себя лучше после этого. Употребляя наркотики, бухая напропалую, ты воссоздаёшь обратный порядок – беззаботное и прекрасное состояние сейчас, а потом вынужденная плата своим бесценным здоровьем и поскудневшим сознанием. Именно так и следует относиться к своей жизни, – знал ты.