Да победит разум!

Есть и еще более важная характеристика управленческой группы. Граник сообщает, что, по советским данным, уже в начале 30-х годов была в большой степени достигнута социальная стабильность. «Статистические данные по этому предмету, – пишет Граник, – к сожалению, заканчиваются в тридцатые годы. Более того, данные о социальном положении родителей разделены всего на три категории: рабочие, колхозники и служащие. Однако даже эти ограниченные данные достаточно информативны для сравнения. Они показывают, что сын „белого воротничка“, образованного профессионала или владельца бизнеса имеет в восемь раз больше шансов добиться места в рядах высших руководителей в США (в 1952 году), чем сын промышленного рабочего или фермера. В Советском Союзе у сына служащего или руководителя шансов „пробиться в начальники“ было в шесть раз больше, чем у сына рабочего или крестьянина (в 1936 году)»[38].

О ситуации в настоящее время мы можем только гадать. Но Граник достаточно убедительно говорит о том, что тенденции, направленные против социальной мобильности, «вероятно усилились в современной России просто благодаря снижению враждебности в отношении детей белых воротничков»[39]. Это классовое расслоение существует, несмотря на то, что образование в Советском Союзе абсолютно бесплатно, а большинство лучших студентов получают, кроме того, стипендию. Очевидное противоречие объясняется, по-видимому, тем, что многие молодые люди в Советском Союзе не могут поступить в институты, потому что семьи нуждаются в их заработках[40]. Учитывая очень высокий уровень образовательных стандартов русского высшего образования, представляется вероятным, что культурная атмосфера в семьях управленцев обеспечивает лучшую подготовку в этом отношении, чем атмосфера в рабочих и крестьянских семьях.

Удивительный факт – удивительный для тех, кто верит в социалистический характер советской системы, – заключается, как сообщает Берлинер[41], в том, что «быть рабочим» – это «то, чего искренне стремится избежать большинство молодых людей, учащихся средней школы»[42]. Это отношение к принадлежности к рабочему классу конечно же замалчивается официальной идеологией, которая восхваляет рабочих как истинных хозяев советского общества, и благодаря этому в Советском Союзе продолжает существовать миф о высокой социальной мобильности.

Правильно ли в таком случае говорить о существовании в Советском Союзе управленческого класса? Если пользоваться концепцией Маркса, то такое определение едва ли можно считать адекватным, так как, по мысли Маркса, классом называют социальную группу в связи с ее отношением к средствам производства: владеет ли данная группа капиталом или его орудиями (ремесленники) или состоит из лишенных собственности работников. Естественно, в стране, где государство владеет всеми средствами производства, не может быть управленческого «класса» в строгом смысле этого слова, и, если термин «класс» употребляется именно в таком узком марксистском смысле, то да, Советский Союз является бесклассовым обществом.

Однако на самом деле это не так. Маркс не предвидел, что в процессе развития капиталистического общества возникнет большая группа управленцев, которые, не владея средствами производства, будут осуществлять контроль над ними, а общим для этих управленцев будут высокие доходы и высокое общественное положение[43]. Поэтому Маркс никогда не выходил за рамки своей концепции класса как группы, характеризующейся своим отношением к владению средствами производства, и не рассматривал переход к контролю над средствами производства и «человеческим материалом», используемым в процессах производства, распределения и потребления.

В понятиях контроля Советский Союз представляет собой общество с жесткими классовыми различиями. Помимо управленческой бюрократии существует партийная политическая бюрократия и военная бюрократия. Все три делят контроль, престиж и доходы. Важно отметить, что эти бюрократии в значительной степени перекрываются. Не только большинство управленцев и высших армейских офицеров являются членами партии, но они часто «меняются ролями», то есть они могут работать в качестве управленцев, а затем возвращаться в ряды партийных функционеров[44]. На периферии этих трех ветвей бюрократии находятся ученые, другие интеллектуалы и деятели искусств, которые получают высокое вознаграждение, хотя и не причастны к властным полномочиям трех главных групп.