Да поможет человек

Перепуганные, бледные, слушали Евфросинью Михаил, отец, мать, а Ксения смотрела на них, и странным казалось ей, что не замечают они лжи и в словах и в глазах пророчицы. А глаза-то у Евфросиньи водянистые, маленькие, с белыми ресницами, крысиные какие-то глаза.

— И сказал господь, что есть по ту сторону океана на земле американской высокий утес, а на том утесе стоит громадный ковчег. Скоро всколыхнется океан- море, поднимет ковчег господний, и поплывет он к нашим берегам. Нужно ждать там ковчег, у города Находка, он примет все покаявшиеся души и увезет в царство небесное для вечного блаженства. Господь сказал святому брату Николаю: «Самых преданных примет радостно другой народ, другое государство, и там вы отдохнете».

Евфросинья оглядела всех и, видимо, осталась довольна тем впечатлением, которое вызвал ее рассказ.

— Пока не собирайтесь, — сказала она. — Когда надо будет, брат Василий даст указание… Может, не скоро еще…

Спать уложили Евфросинью не на кровати, как обычно, а на топчане.

Михаил долго не засыпал, не спалось и Ксении, она слышала прерывистое его дыхание, вздохи.

— Ксень, — наконец сказал он, — поедем в Находку, а? Надоело мне тут… А, Ксень?

Она молчала. Тогда он сполз с кровати, прошлепал босыми ногами к ней в угол.

— Не могу я боле, слышь, что ли? — Он сел рядом с ней на пол. — Жена ты мне или кто?

— Уйди, — сказала она. — Не жена я тебе.

— Кто же ты?

— Не знаю. Уйди, не ластись…

— Не уйду, — зло сказал он. — Хватит, надоело.

И, откинув одеяло, заломил ей назад руки, но она была сильнее — вырвалась, убежала за занавеску.

— Что же это делается, люди добрые! — закричал Михаил, разбудив всех. — Доколе терпеть можно?

Прибежал Афанасий Сергеевич; из дверей, держа в дрожащих руках лампу, выглядывала испуганная Прасковья Григорьевна; отталкивая ее, что-то говорила Евфросинья.

Михаил в одних кальсонах, наступая на завязки, толкался по комнате, кричал:

— Ведь отказывался я от нее, не хотел брать!.. Как же так, маменька, батюшка, образумьте вы ее, что ли? Жена должна с мужем спать. А она… не по-божески это… Что ж делать-то мне теперь? Без денег оставили. Брат Василий обещал…

— Замолчи, срамник, какие такие деньги? — сказала Евфросинья. — Прикройся хоть! Учить тебя, что ли, как с бабой обходиться… Теленок!

— Так ведь она…

— «Так ведь она»! — передразнила Евфросинья. — Молчи, прикройся, говорю! Тьфу, срам! А Ксенька где?

Но Афанасий Сергеевич уже нашел Ксению за занавеской, куда она спряталась. Он вытащил ее на середину комнаты и молча, ожесточенно бил кулаками.

— Батя, не надо, грех ведь, батя! — кричала Ксения, закрывая руками голову, а он бил ее и бил.

— Ничего, — говорила Евфросинья, — это не грех, это для науки, без зла.

И тогда вскочила Ксения, бросилась к двери, сдернула с вешалки пальто и босиком, в легком платьице, в котором спала эти дни, выбежала на улицу.

Она долго бежала по темной дороге, слыша топот за собой, крики, и наконец остановилась, прижавшись к холодному, влажному стволу дерева. За ней уже никто не гнался. Она была одна на краю ночной деревни. Лаяли собаки, где-то зажегся и потух огонек. Ксения надела пальто и пошла, тяжело поднимая облепленные грязью ноги. Она не знала, куда шла, — не все ли равно, куда идти! Холода она не чувствовала, не слышала ветра, не видела дороги. Она шла лесом, потом полем, потом снова лесом… Над нею в холодном, темном небе мерцали звезды. Она прошла деревню, другую и шла все дальше, не отдыхая, не останавливаясь. Но вот упала и заплакала. Она плакала долго, сидя на мокрой земле, не чувствуя облегчения от своих слез. И снова поднялась, и снова пошла. Теперь она знала, куда идет, но, когда подошла к дому Алексея, ужаснулась: «Не простит мне этого господь».

— Ты сам, сам во всем виноват, — прошептала она, подняв глаза к далекому небу, — ты мог сделать все по-другому, а вот не сделал. Где же твое милосердие, господи? Злой ты, жестокий!

И хотя она испугалась страшных своих слов, но не стала на этот раз просить прощения.

Дом Алексея спал, спали черные деревья в саду, спал мотоцикл, и Алексей тоже спал, и мать его тоже спала.

Ксения пришла туда, куда шла, ей нужно было сделать еще шаг, один лишь шаг, но она не сделала его. Она не могла войти в этот дом и потому, что боялась еще бога, и потому, что стыдно ей было перед Алексеем, перед всеми людьми.

Плача, обжигаясь голыми ногами о мокрую траву, она свернула с дороги, неожиданно увидела внизу звезды и догадалась, что стоит на обрыве над озером. Озеро было темнее неба, темнее ночи, от него несло холодом, и седые звезды дрожали в нем, как в ознобе. «Батя, а мои слезки тоже здесь будут?» — услышала Ксения чей-то детский голос, и поняла, что окончилась ее жизнь…

Евдокимов Николай Семенович печатается с 1946 года. Наиболее крупные его произведения: «У памяти свои законы» (1965 г.), «Была похоронка» (1972 г.), «Обида» (1973 г.).

Публикуемая в сборнике повесть «Грешница» появилась в печати в 1960 гору. В повести показана трагическая судьба девушки, вовлеченной пятидесятниками в свою секту, заставившими ее отказаться от жизни.