- Есть! – обрадовал пессимист-математик. – Садись перед телевизором – он ведь у нас окно в мир – и смотри: там всё приятное и хорошее. – «Особенно петросянщина!» - вспомнил Иван Ильич любимую передачу.
- Зачем же ты лезешь в эту грязь? – спросил, недоумевая.
- Ради власти, - не раздумывая, ответил Викентий Алексеевич, и лицо его ожесточённо напряглось, а взгляд устремился куда-то вдаль, за пределы комнаты, города, всего видимого, и Иван Ильич понял, что тот не врёт, не ёрничает. – Ты думаешь, Павел Андреевич власти не хочет? – взглянул на притихшего Шматко. – Хочет! И ещё как! Больше, чем грошей! Потому и хочет грошей, что хочет финансовой власти. А мне нужна политическая.
Иван Ильич удручённо вздохнул:
- А мне не надо ни-ка-кой.
Будущие властители рассмеялись.
- Поэтому мы и отправляем тебя в океанические просторы, чтобы не мешал нормальным людям нормально жить, - завершил конфликт упорный Викентий Алексеевич.
- Да идите вы!.. – с досадой вскричал урод и вызвал новый взрыв освобождённого смеха.
- Давно бы послал! – Миротворец встал, привычно пригладил волосы, посмотрел на локти – не пристала ли какая пылинка. – Я, пожалуй, на самом деле пойду. Надо показаться паре-тройке директоров. Не возражаете? – вежливо спросил разрешения у руководителя.
- Мне бы тоже отлучиться на день, - заканючил Шматко. – Местечко под точку обещали, посмотреть надо.
- Валите, валите! – разрешил щедрый шеф. – Кровопивцы трудящихся науки.
-2-
Когда они ушли, Иван Ильич поднял Дарьку на стол, тихонько сжал тёплую меховую морду в ладонях, ткнулся носом в мокрый нос и горестно сообщил единственному оставшемуся из команды:
- Вот так, дорогой! Нет у нас с тобой берегов. Будем плыть дальше. Перед отплытием неплохо бы и подкрепиться.
Как раз пришёл подзадержавшийся маркитант. Глаза его подозрительно блестели, а изо рта благоухало сивухой.
- Нате! – небрежно брякнул на стол пакет. – Мучайтесь, а я пошёл отсыпаться.
- Ты бы для удобства ходил на свидания без штанов, - посоветовал жалостливый товарищ.
Тимур, чуть подумав, согласился:
- Мудрый совет опытного ловеласа надо принимать. А вот кроссовки, пожалуй, не помешают, - и ушёл.
Иван Ильич вытряхнул содержимое пакета на стол рядом с Дарькой. Пёс осторожно шагнул к куче, словно подкрался к дичи, обнюхал сардельки бледно-коричневого цвета с подозрительной серотой и попятился от них на край стола, намереваясь соскочить от опасности в умятый угол.
- Что, брат? – спросил кормилец, - не нравятся? – взял одну, поднёс к большому, но слабочувствительному носу, нюхнул сам и, не обнаружив запаха гнили, положил на стол и ткнул пальцем. На сардельке осталась, не вспухая, вмятина. – Да-а, - оценил Иван Ильич, - всё в нашей жизни – показуха, а если хорошенько ткнуть – тлен. - Подтвердить было некому. Булка оказалась относительно мягкой и даже блестела чем-то сверху, но сыр в ней – чересчур жёлтый, с маслянистым налётом и такой твёрдый, что солдатский кирзач. – Будешь? – поднёс садист к чутком носу малыша. Тот немедленно отвернулся, не обнюхивая. – Что ж, - вздохнул хозяин, - будем беречь фигуру и желудок. – Сложил всё опять в пакет, встал и позвал удручённо съёжившегося пса: - Пойдём, подарим кошкам.
Знакомое слово, даже два, взбодрило Дарьку, и он резво выполз из угла под стулом и завилял хвостом, соглашаясь пожертвовать обед врагам.
По внутреннему институтскому двору задумчиво шастали туда-сюда многочисленные умы, как будто хиреющее производство не нуждалось в их срочных умных и производительных разработках. Особенно теперь, когда промышленность за счёт стремительно увеличивающихся цен на нефть и газ находилась на небывалом подъёме. Иван Ильич сам краем уха слышал по телеку, что рост за полгода составил почти 0,1%, что в десять раз больше, чем в прошлом году. Правда, не сказали, сколько десятых приписано для вдохновения трудящихся впустую. Несмотря на исключительную умственную занятость, каждый дворовый гений не преминул вежливо поинтересоваться у собрата, не ожидая ответа: «Твоя? Завёл? Что за порода? Сколько лет? Мальчик или девочка?» - поскольку многие не знали половых отличий. И только замдекана факультета бытовой электроники, остановившись, спросил: «Зачем?» и на разъяснение, что к каждому выдающемуся засекреченному учёному прикреплен для охраны сторожевой пёс, умно заметил: «Очевидно, размеры сторожа выбраны в соответствии с ценностью выдающегося работника» и ушёл, довольный собой. А охранник и охраняемый, выбросив пакет и пометив мусорные баки, вернулись в охраняемое помещение и в нерешительности остановились у засекреченного стола. «Да провалитесь вы все пропадом вместе со своими трубами!» - мысленно пожелал миллеровцам щедрый выдающийся учёный и сам себя отпустил домой:
- Дарька, закрываем лавочку! – и, не прикоснувшись к разбросанным по столу схемам и чертежам, повернулся м пошёл на выход, чуть не забыв о единственном дисциплинированном и бесполезном работнике. – Коля!
Тот немедленно нарисовался в проёме разделяющей стены.
- Ты почему отстаёшь от коллектива?
У парня от недоумения вытянулось лицо, и расширились глаза.