Да пошли вы все!.. Повесть

- …и приходите попозже на чаепитие, - пригласил за хозяина деликатный лекарь, не отрывая чутких пальцев от Дарьки.

- Нет, нет, - засмущалась Марья Ивановна, унесла чайник и аппетитные ватрушки в кухню, - извините, - направилась к выходу, - спасибо, мне ребятишек надо кормить.

Когда ушла, Курочкин спросил Ивана Ильича:

- Кто?

- Соседка, - пробормотал тот, и Пётр Алексеевич, взглянув на его нахмуренное лицо, понял, что большего не услышит.

- Ничего страшного, - вынес вердикт собачий профессор.

Иван Ильич, ещё не веря, как-то сразу обмяк, жалко улыбнулся и, прижавшись щекой к малышу, забормотал бессвязно и счастливо:

- Всё, Дарька, всё, маленький. Ты – хороший! Всё у нас в порядке, скоро выздоровеешь.

А малыш только глухо и тихо ворчал, повизгивая, будто просил, чтобы оставили его, наконец, в покое.

- Кожу ему изрядно подрали и содрали вместе с шерстью, но глубоких укусов нет, - объяснял специалист, что такое «ничего страшного». – Возможно, повреждена мышца передней лапы.

Он открыл медчемоданчик, достал маленькую клизму, какой-то порошок в пузырьке, две ампулы с подозрительной жидкостью и шприц.

- Сейчас мы ему раны обеззаразим и подсушим и сделаем втыки от шока и витаминный. Держи крепче!

«Опять!» - чуть не вырвалось у бедного измученного хозяина, но он напрягся и снова плотно сжал любимца в тёплых ладонях. Набрав в клизму порошка, Пётр Алексеевич к радости Ивана Ильича не сунул её, куда обычно суют, а опушил раны, грубо отгибая шерсть и не обращая внимания на стоны то ли пса, то ли удерживателя.

- Есть, - закончил экзекуцию. – Теперь вколем. Держи!

Иван Ильич отвернулся. Он страшно боялся уколов и предпочитал вакцинациям самые мучительные простуды. А Дарька только чуть дёрнулся и напрягся, перестав ныть.

- Вот и всё.

Медбрат ещё раз глубоко вздохнул, отпуская затихшего малыша.

- Больше ничего не будешь делать? – с опаской спросил у лекаря. Как-то незаметно они перешли на «ты».

- Не буду, - обнадёжил тот. – Теперь ему нужен полный покой и тепло. – Защёлкнул страшный чемоданчик и приказал: - Бери на руки, а я подвину стол к батарее.

Иван Ильич осторожно поднял маленькое израненное тельце, а Пётр Алексеевич поставил стол к окну так, что радиатор оказался в открытом пространстве под столешницей.

- Клади.

Нянька с большим удовольствием и аккуратностью выполнила приказание, ещё раз выдохнув «а-ах!», и с трудом распрямила напряжённую спину, а Айболит укрыл больного свитером. Дарька не реагировал, и было непонятно: то ли уснул, то ли отключился.

- Он в нервном шоке, - то ли успокоил, то ли снова взволновал хозяина лекарь. – Думаю, что так пролежит дня три, а то и больше. Есть не будет, а воду поставь ему под стол. Лучше бы укрыть его чем-нибудь полегче, чтобы не давить на раны.

Курочкин ушёл в ванную мыть руки. Вернувшись, попросил:

- Утром позвони, расскажешь, как провели ночь, и как вообще он себя чувствует. Я, конечно, и без звонка обязательно приеду, но не знаю, когда позволят другие пациенты. В общем – покой, покой и тепло.

Он критически оглядел хозяина, присевшего на корточки у стола и неотрывно глядящего на Дарьку. Сам Пётр Алексеевич уселся на диван и, закинув трудовые руки за умную голову, сладко потянулся.

- Слушай, не мори себя голодом – сам свалишься. Давай-ка переоденься и иди прогуляться, а я подежурю.

Иван Ильич лишь сейчас увидел, что рубашка спереди в небольших пятнах крови, а брюки помялись.

- Переодевайся, переодевайся, - поторопил доктор Айболит, - я отвернусь.

Торопливо сбежав по лестнице, Иван Ильич остановился у подъезда, не зная куда идти, посмотрел на своё пустое окно и пошёл неспешно куда глаза глядят. Вышел за квартал и законченным бездельником похилял по улице, не видя и не воспринимая ничего. Нервы! Забрёл в магазин, бесцельно пробежал усталыми глазами по полкам, соображая, что понадобится им с Дарькой и наткнулся взглядом на сверкающую разноцветным стеклом витрину разнокалиберного пития. Он выбрал пузатую бутылку четырёхзвёздочного коньяка, вспомнив, как они с Петром Алексеевичем скрепили знакомство этим южным напитком. В шарашке же вполне удовлетворялись более целебным северным девяностошестипроцентным спиртом, предназначенным для приборов и добываемым в прекрасные дни Брызгловым. Прихватил и пару лимонов и даже плитку шоколада, а заодно, как обычно, пару пачек пельменей. Отоварившись и обрадовавшись, что можно возвращаться, рванул домой в ускоренном темпе, с удовольствием посматривая на усталых некрасивых прохожих, возвращавшихся с нудной каторги. Голова прояснилась, в душе, нарастая, крепла вера в лучшее. По лестнице взбежал как зрелый юноша, не обременённый семейными заботами.

- У нас всё о кей! – не удивился Пётр Алексеевич его скорому возвращению. – Я тут без тебя пытался соблазнить соседку, но она не поддалась, верная соседу. Вдова?

- Да нет, - разочаровал Иван Ильич. – Муж – законченный алкаш, с неделю назад ушёл из дому и пропал.

- Дай-то бог! – неизвестно кому пожелал добра добрый доктор. – Придётся нам пить чай тет-а-тет.