Читаем Да, Смерть!.. (СИ) полностью

Среди прочего, человек, если, конечно, сидеть на позиции (не стоять, конечно, — в ногах ведь нет правды, — так ведь у вас принято?), что всё неслучайно, мол, так вот, среди прочего, человек получает время от времени ногами по голове и для того, чтобы Бог мог проверить, насколько он прочно сидит в седле — сие не ново. Одним словом, меня хотели выбить из моей системы координат, на которую я подсел окончательно после нынешнего Крещения 2003-го года. Садиться я начал, если не считать, что я от рождения там сидел, ещё летом 2002-го, когда мы с A переехали в свою квартиру. (Просчиталась бабушка, рано умерла, вероятно. Слишком хотела думать, что у старшего сына и старшего внука (был и другой, постарше, но… утонул в 1979-м году) всё наконец стало хорошо, и девочки этих её мальчиков, как ей показалось, устраивают её в плане долгого надлежамого (не опечатка!) благоденствия ею любимых мальчишек. Потому и умерла, после чего и стал возможен всеми ожидамый (не опечатка!) размен-разъезд. Такое говно. Но зато да, именно такое вот.)

А окончательно, после Крещения, да. У меня, кстати, еще пизданули рюкзак, где лежало моё наипоследнейшее, ненаписанное ещё толком, творение под названием «ENTER». О, да, ввёл на славу! Ввёл на халву хвалёную!

Там всё иначе было. Не как теперь — теперь «новопраздничный» клон. Клоун тоже, само собой.

Система координат, из которой я был таки выбит, была взрослей и умней. Оттуда (отсюда) немного иным был и стиль, да и мысли. Они были не сильно сложнее этих, но вовсе даже попроще, отчего и расчитывал на успех во всех начинаниях. Гексаграмма № «не помню» из Китайской Перемен Книги отработалась на полное «ура». И «войдёшь в терем свой, но не найдёшь там жены своей» и «…но дело довёдешь до конца» и «хулы не будет» и что-то там отрежут (уши кажется и что-то не то с глазами, не то с языком). Только вот непонятно кого бояться в каких-то там непременно красных наколенниках. Учитывая, что язык любого Священного Писания иносказателен до Нельзя, вероятно не стоит иметь далее слишком тесных отношений с Рафиевым. Если я правильно сделал вывод, красные наколенники — это его нелепая соломенная шляпка, неоправданно высокая, да и жёлтая. На «Правде-Матке» он смотрелся, как Страшила, решительно двинувшийся к Гудвину за умом.

Ни одно слово никогда решительно не подходит к тому, о чём когда бы то ни было хотелось бы мне сказать. Да, конечно, вращаются в голове некие единственно верные «алеф» и «мешеах», но что-то как-то нельзя мне писателем быть. А то можно как один некто стать. Тоже ничего не имею против него лично, но не хочу становиться таким, как он. Не верю. Добрые все, хорошие. И все такие же, как и я. Никого не хочется обижать. Потому и получил по сусалам, что никого не хочу обижать. Давно бы уж обижал, и всё бы было отлично. Но это, конечно, разговор беспредметный. В принципе, обижать у меня получается. Но, что называется, я не нарочно.

Я как не любил Литературу, так и ненавижу её. Ваня пишет на «Живом Кузьмине», мол, не трожь его, Кузьмина, он хороший. А я считаю, что Ваня — предатель после этого. И неловко мне такое считать, но считаю я так. А Кузьмин просто правильно полагает, что посягаю я (полагает он, что неумело при том посягаю) на его епархию. Но… не его это епархия. Это епархия моя и Отца моего Небесного. Что тут следует понимать под епархией? Под епархией следует тут понимать окружающий мир…

Опять звонила Абазиева. Практически сказала, что богов по ебалу не бьют и «клавиш» не отнимают у них. Ну, ёбаный в рот… Короче говоря, Аннушка, рекомендую тебе любое из даже канонических четверых еванглий (не опечатка!(прим. гур.)) на выбор. Там, ближе к концу, всё об этом написано. В смысле, дают по ебалу или не дают, что отнимают и чем одаряют взамен.

3


Не, ну можно, конечно, и срез. Полчерепа срезаешь, если лезвие позволяет и самурайский внутренний настрой, а из второй половины сливаешь в чашку и кипятком, помешивая. Кстати, о Ване. Вот уж человек сахара не жалеет! Во рту может неделю маковой росинки не держать, но в чай не меньше семи ложек — это уж «извините-извольте».

Вот как «Новые праздники». Месяц постоянного письма. В итоге огромный роман по объёму, по пору сию многими считаемый моим лучшим, хотя некоторым и «Я» вставляет, а иным «Псевдо» там и «Навыки со душою». А Богдановой и вовсе вставляет «Космос».

Да, конечно, Солидаризация и Обособление. Единичка и Нолик. Небушко и Земелька.

(Земляченко моя любимая, далёкая. Прям, Земляничка, чес-слово. Сладкая. И не приторно. И ещё хочу. (Лирический exesize (не забыть в словаре посмотреть).).) (Китайщина какая-то! В смысле (три скобки, две нижние точки).

Разреши себе быть собой, как будто говорит мне вроде как ГОсподь. Разреши, а то в следующий раз и вовсе убью тебя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза