Да здравствует «Застой»!

Было в СССР и бродяжничество. Официальное название им было БОМЖи — то есть «без определенного места жительства». В народе же чаще всего бродяг называли иностранным словом «бич» — слово, сокращенное от «бичкомер». Так англосаксы называют моряка, который не торопится уйти в море и долго торчит на берегу, пропивая заработанное в прошлом рейсе. В СССР развлекались, «расшифровывая» слово как аббревиатуру: «Бывший интеллигентный человек» или «Безнадежно испорченный человек».

Общее число «бичей» назвать трудно, но в 1989 году зарегистрировано их было 168,6 тысячи. Среди этих лиц 48,2 тыс., или 28,6 %, молодежи в возрасте 18–29 лет (88-й год — 81,9 тыс.). Каждый пятый из них ранее совершил преступление.[135]

Много это или мало? В США в том же 1989 году насчитали 5 млн бродяг постоянных и временных. У нас тут так же, как с пьянством: непривычное и нетипичное вызывает интерес общества, даже неопасная проблема кажется крайне тяжелой.

Да и были бичи очень разными… Был привокзальный планктон… В книге «Орден костяного человечка» я его описал, и достаточно близко к реальности, выдумывать просто не было необходимости.

«Пять часов предстояло Володе проторчать на вокзале в Красноярске — поезд на Абакан отходил только в восемь часов вечера. Вид его опять не вызывал доверия у милиционеров, и они провожали Володю нехорошими, какими-то уж очень профессиональными взглядами.

Володя присел на каменной ступеньке подъема на виадук, сделал еще один глоток, и к нему тут же подсел кто-то благоухающий так, что Володя чуть не отодвинулся. Что говорит сосед, он тоже как-то не очень понял. Хорошо, что дожди все пролились еще западнее Омска, и было здесь тепло и очень сухо.

— Па-апрашу документики!

Три мальчика в форме, стальные взгляды из-под фуражек, служебное рвение на лицах. Но интеллектуал — он и после недельного запоя интеллектуал, и речь его, обращенная к властям, будет убедительна и логична.

— Пожалуйста… А что случилось?

— Проверка паспортного режима… Па-апрашу!

— Вот…

Володя протянул парню в форме удостоверение сотрудника Института археологии, командировочное и с интересом наблюдал, как у него меняется выражение лица. Сосед Володи по ступеньке пытался эдак бочком свалить куда-то в сторону, его попытки пресекли другие люди в форме.

— Что, тоже археолог?

— Наверное, он из другого отдела: мы не знакомы.

Какое-то время милиционер внимательно разглядывал

Володю и, наконец, попросил паспорт. Володя пожал плечами, дал ему паспорт с пропиской в Санкт-Петербурге. В паспорте был и билет.

— А! Так вы от нас скоро убываете?

— Ну да… Я профессор Петербургского университета, нахожусь в командировке, еду на раскопки.

— Вы и правда профессор?

— Могу дать и это удостоверение.

— Не надо. Что же вы с такой шушерой общаетесь?

— Да я с кем угодно могу… Хотите?

Володя протянул парню недопитую бутылку. Милиционер опять долго изучал Володю.

— Пройдите в зал ожидания!

— Там душно…

— Тогда сядьте вон там и не отсвечивайте!

Володя перебрался на перрон, где стояли какие-то сомнительного вида скамейки. Одна из них была в тени, и он допил все из бутылки и попытался дописать стихи.

Почти сразу опять замелькали какие-то ароматные личности, стали влезать в разговор:

— Эй, ты Федю Косого знаешь?

— Чужой, тебе торба нужна? Совсем новая.

А одна личность с ободранной мордой пыталась даже подчинить себе Володю:

— Ты, новенький… А ну давай звездуй за водкой, живо!

Володя не ответил и, кажется, правильно сделал — от него постепенно отвяли. Хуже другое — его опять клонило в сон, а спать Володя побоялся: он совсем не был уверен, что, проснувшись, найдет свой рюкзак на прежнем месте.

Вдруг шелупонь разбежалась. Володя это понял, потому что вокруг стало как-то свободнее, и ветер вместо привычного уже смрада принес совсем другие, вполне симпатичные запахи — нагретых земли и металла, свежей листвы, городской пыли, мазута, угольного дымка. Опять тот же милиционер.

— Вы что, для них медом намазаны?!

— Ну и при чем я тут, секи, начальник?! Они сами ко мне зачем-то лезут.

— Сами виноваты… Ведете себя, как бич, они и лезут.

— Я скоро уеду, начальник…

— Ага! А это что?!

На скамейке после бегущих осталась какая-то бутылка; на самом донце бутылки плескались остатки жидкости такого свекольно-химического, нездорового цвета.

— Они что, вас угощают?!

— Чужое шьешь, начальник. Я сам себе спиртное покупаю, я человек обеспеченный.

— Гм… И насколько обеспеченный?

— Хотите, вам взятку дам?

— Пошел вон!

— С удовольствием…

Судя по выражению лица, милиционер дорого заплатил бы за маленькое счастье — треснуть Володю по башке. Если бы не документы — точно треснул бы. Володя решил его больше не раздражать и свалил на другой угол вокзала. Хорошо, поезд подавали уже скоро».[136]

Другой случай… Однажды, после пьянки в Институте археологии, мы сдавали бутылки. Перед нами стояли два натуральных бича — оборванные, дикие, небритые. И вот один бич говорит другому:

— Вот когда перечитывал Тургенева, обратил внимание-