Дабог. Авторская версия 2017 года

— И ты так спокойно говоришь об этом? — возмутился Воронин.

— Я не рвался сюда, поверь, — ответил Рощин. — И словом "захватчик" всех нас не обобщишь, как бы тебе не хотелось. Прежде чем плевать в спину, постарайся понять, — войну на самом деле развязали несколько человек, а в движение пришли миллионы. И у каждого своя правда…

— О какой еще "правде" ты говоришь?! — не унимался Сергей.

— Тебе не понять. Ты просто не знаешь, что такое плотность населения в сотню человек на квадратный метр площади основания мегагорода. Или тюремное заключение по факту появления на свет.

— А разве такое возможно? — Ольга вскинула взгляд.

— Я попал в армию из тюрьмы на Ио, — есть такой спутник Юпитера. Туда меня доставили пятилетним малышом. Моя мать, оказывается, не имела права иметь детей.

— Но это…

— Чудовищно? — Андрей невесело усмехнулся. — Да, чудовищно… И уничтожать планеты тоже чудовищно и неправильно.

На минуту наступила тишина.

Воронин испытывал страх и ненависть.

Рощин — растерянность, горечь и непомерную усталость. Он понимал лишь одно: такие, как он — белые вороны, — не выживают в стае. Либо он станет как все, либо погибнет… Нейтральная полоса оказалась коварным пространством.

Мысли Ольги были окрашены в иные оттенки. Она понимала: прошлая жизнь уже никогда не вернется. Но если сидеть, сложа руки, в темной, разгромленной комнате и стенать над поломанной судьбой, то "завтра" тоже не наступит…

Ей пришлось нелегко. Мысли и чувства с трудом обретали форму слов.

— Я действительно видела Дабог, так, словно побывала там, — тихо произнесла она. — Это страшно… Страшно настолько, что не передать… но мы можем сделать хотя бы малость. Спасти кого-то из них. Попытаться отыскать другие населенные планеты, прежде чем их захватят поодиночке, как Кассию.

Война, пропущенная сквозь призму женской души, выглядит иначе, принимает чуть более мягкий оттенок, в котором нет цвета окончательной безысходности.

— Как? — спросил Сергей.

Рощин тоже был настроен скептически. Он трезво смотрел на ситуацию и не видел выхода. Потеря связи со штурмовым носителем наверняка вызвала тревогу на борту крейсера, а значит, вскоре сюда перебросят одну из механизированных групп, которая уже выполнила поставленную задачу.

— Боюсь, у нас нет способа кому-то помочь. Все завершится в ближайшие часы. Судьбу нашего взвода попытаются выяснить. Я без боя не сдамся, а вот вам лучше уходить.

— Есть другой выход, — неожиданно сказала Ольга.

Рощин недоверчиво посмотрел на нее.

— Какой?

— Не говори! Не смей! — Сергей привстал.

— Остынь, — осадила его Ольга и добавила: — После посадки колониального транспорта его основной модуль, снабженный гиперприводом, был законсервирован и спрятан… Мой отец знает место его стоянки…

— Ты сошла с ума! Николай Андреевич ни за что не согласиться…

— Вот у него и спросим, — ответила Ольга, заметив, что за деревьями промелькнул и исчез свет фар.

— Это твои родители? — спросил Рощин.

— Да. Нужно встретить их, а то перепугаются. Сергей, ты идешь?

Глаза Воронина зло блеснули в темноте. Его сердце сжигала ненависть, ревность и страх.

— Нет… — буркнул он. — Я побуду тут.

— Ну как знаешь. Андрей, пойдем!

На улице уже взвизгнули тормоза.

Они вышли, а Воронин, пользуясь моментом суматохи, пересек гостиную, попал на кухню, выскочил через заднюю дверь и, часто оглядываясь, побежал к ближайшему перелеску.

Его выбор был сделан.

* * *

Кто, по-вашему мнению, творит историю? Чем отличаются люди, о которых после напишут в учебниках, от нас самих?

Ничем. Никто из нас заранее не готов к внезапным испытаниям. Но приходит день, час, и мир вокруг необратимо меняется, показывая, кто есть кто.

Николай Андреевич Полвин выскочил из машины, потрясенно глядя на зловещие силуэты боевых кибермеханизмов, изуродованный дом, неузнаваемый двор, раздавленный в лепешку "флай" дочери…

— Оленька! — раздался отчаянный, полный безысходного горя вскрик матери.

Полвин пошатнулся. Казалось, в жизни поставлена точка. Так не могло, не должно было случиться!..

Доченька…

"Мир", заключенный президентом Кассии, пластался руинами, скалился черными провалами выбитых окон…

В груди Николая возникла острая, режущая боль. Он пошатнулся, — реальность стремительно выцветала, теряя четкость.

— Папа! Папочка!

Он уже не видел, как дочь и какой-то незнакомый парень выскочили из дома, — ноги подкосились, и он мешковато осел на изуродованную, продавленную брусчатку.

Сердце Полвина остановилось.

Рощин мгновенно сообразил, в чем дело. Не говоря ни слова, он выхватил из кармашка своей экипировки тонкий цилиндрик полевой аптечки, и коротким ударом вогнал иглу в грудь Николаю, прямо сквозь одежду.

Раздалось несколько щелчков, на крохотном дисплее анализатора зажглись красные огоньки, затем один из индикаторов затрепетал, изменив цвет.

— Стип помоги! Надо внести его в дом!

* * *

Сознание возвращалось медленно, неохотно.

Голос Кирилла Лисецкого прорвался издалека:

— Наши семьи станут заложниками!

— Погоди, Кирилл, не нагнетай, — это был Лозин. — Значит, вскоре здесь появятся другие механизированные части?