Утро забелелось; Ольга вскочила, посмотрела вокруг себя: все готово. Отец еще спит. Пойдем, сказала себе, проститься с ладьей. На чьи-то руки ее оставить?
Лодочка ее стоит, полузанесенная снегом. Ольга подошла к ней и задумалась: «Прости! пришлось нам расставаться. Служила ты мне службу, спасибо! Уж красных ли дней я в тебе не нагляделась? Обильного ли лову не видала? Бывало, как весело меня носит по тихому озеру, словно мои девичьи мысли до встречи с Игорем! А в бурю! В тебе не страшен был ветер буйный. Бьет в лицо, рвет кудри, крушит одежу — мне любо. А нонче на других водах пришлось мне плавать. Те воды будут и чище и шире, но другая ладья понесет ли так шибко? И уж не править мне веслом! Будут возить перевозчики; буду сидеть сложа руки, глядеть на прислужников и сидеть рядом с моим князем. А руку-то на плечо его, и сердцу будет весело. А что коли буря зашумит и завоет ветер? Не вытерплю, возьмусь за весло, управлю ладьей, — и скажет мой свет: „Жена — да выручила!“ Прости, ладья моя!»
Ей стало на минуту тяжело; но она встрепенулась, как ласточка перед полетом, и прибежала к отцу.
Уже все было готово к отъезду.
Лошади запряжены; нетерпеливо бьют копытами и пылят снег. Сани покрыты ковром казарским. Ольге подают лисью желтую шубу. Ольгу покрывают длинною фатою. Отец и киевский посол сели с ней рядом, и варяги с криком бросаются на коней.
Небо мрачно, и звезды едва сыплют искры с синего свода, но снег, верный товарищ людей северных, освещает однообразную дорогу. Вот холмы поднялись над небосклоном: они венчают широкую реку.
— Вот Днепр! — вскричал один варяг.
— Да это Днепр! Днепр! — отвечал другой, и то имя, громко переходящее из уст в уста, сильно отозвалось в душе юной невесты.
— Слава Перуну! — сказал старому перевозчику конюх Олегов. — Мы приехали: вот Киев!
— Слава Тору!{10} — прошептал старик с тайным негодованием, которое испытывал всякий раз, как слышал варяга, призывающего богов славянских. — Слава всем азам Валгаллы!{11} — повторил он, взглянув на дочь, как бы для того, чтобы отвратить от нее гнев родных и почти забытых богов заморских. Ольга, пробегавшая все пространство нетерпеливым глазом, первая увидела хижину над берегом. У ворот стоит мужчина. Кому быть ему, как не Игорю? Подъезжают: сердце бьется, но быстрый взгляд скользнул по незнакомому и теряется снова в пустой дали.
Вот и Киев, мать русских городов, рисуется на небосклоне: рассеянные огни на противоположном берегу привлекают внимание невесты. Княжие хоромы над крутым берегом и ночью при звездах ясно отличаются от других своей белизною и теремом высоким. На них остановились взоры Ольгины.
Сани спустились на лед замерзшей реки, быстро помчались и поднимаются на другой берег. Едут ухабами, сугробами по дороге, занесенной снегом, и въезжают наконец внутрь дубовой ограды. Главный провожатый закричал; голоса откликаются, и вмиг воины, рабы и жены теснятся на тереме и в окнах.
Игорь спит. «Вставай, пробудися, — говорила мама новгородская, которая входила к нему, когда хотела. — Лети, мой ясный сокол, лети к своей голубушке. Уж она вон там. То ли дело девица с наших озер! Красавица!»
Игорь встает, надевает шубу зеленую, подбитую казарским горностаем, и идет к Олегу, не смея прямо броситься к невесте. Она же ждет в сенях со всеми и в первый раз робеет. Шумная толпа около них теснится. Олег с Игорем выходят из покоев и идут навстречу к нареченной супруге.
— Здравствуй под моей кровлей, — сказал государь славян. — Девицы, затяните песни и величайте князя Игоря с княгиней Ольгой! Не так ли ее зовут?
— Да, так! В честь и славу твою, — отвечал Игорь.
— А вы, жены, — прибавил Олег, — а вы учите ее делам хозяйским да готовьте богатые одежды, как следует супруге сына Рюрикова. Вы же, слуги догадливые, готовьте напитков пьяных: от них веселье в доме, что благодать в стране от реки широкой! Иди со мной, брат! — сказал он, ударив по плечу старого товарища Труворова. — Иди, побеседуем о прошлом, а дочку оставим с новыми подругами: молодежь к молодежи — стариковские толки не в лад с девичьими!
Свадебные песни гремели вокруг невесты во все течение дней, предшествовавших свадьбе, и воинский двор Олегов словно превратился в лес, населенный птицами голосистыми, встречающими весну красную.
Между тем жены Олеговы, повинуясь приказу мудрого супруга, готовят одежды юной Ольги. Окруженные рабынями всех возрастов, они беспрестанно смотрят за их работой. Одни, искусные в мастерстве красить полотна и шерстяные ткани, смешивают березовый лист с полевым дроком и выводят из этой смеси краску желтую, как янтарь венедский{12}; а из корня диких пионов краску красную, не менее рябиновой кисти. Другие же нижут восточный жемчуг, бусы синие и вынизывают ожерелья.