— Видал… встречал за границей… — пробормотал я, совершенно растерявшись, перепутал игру и рад был, когда хозяин пригласил гостей к ужину.
На возвратном пути, сидя прижавшись в уголок огромной кареты, в которой вмещалось все семейство моей тетки, я был снова вызван из задумчивости знакомым мне милым именем.
— Что-то Зенаида Петровна, — говорила одна из моих кузин, — чаще ли станет показываться в обществах нынешнею зимою?
— Ведь на нее что год, то что-нибудь новое находит, — заметила другая.
— Чего доброго! Может быть, и зимой, как летом, станет рыскать верхом по горам и долам, одна с толпою мужчин…
— Или бродить в лесу с книгою в руках…
— Спать на балах, когда все танцуют, или говорить без умолку, забравшись в уголок с каким-нибудь избранным.
— Считать всех нас чучелами, педантствовать, толковать о греческих мудрецах и о метафизике.
— Или отпускать остроты, от которых даже мужчины краснеют по уши…
Так щебетали наперерыв мои кузины, а я сидел, слушал и не верил ушам своим.
— О ком это вы говорите? — спросил я наконец в недоумении.
— Да ты ж сказал, что знаешь генеральшу Н***, — отозвалась тетушка, — о ком больше можно позволить себе такие речи. Ведь подобных причудниц, благодаря господа, не часто встречаешь на Руси.
— Зенаида? — вскричал я. — Зенаида Петровна Н***? К ней относите вы эти обидные насмешки и эпитеты? Ее называете философкой, педанткой, причудницей?.. И вы хотите уверить меня, будто знаете Зенаиду, этого ангела в теле женщины…
Окна кареты задрожали от взрыва хохота моих кузин.
— Ангела!.. Зенаиду-ангела!.. — кричали они, не переставая смеяться. — Ты с ума сошел!.. Ты помешался!.. Ты влюблен!..
— Да, я влюблен в нее! — отвечал я с досадою.
— Поздравляем!
— Я ее обожаю!
— Ха, ха, ха!
— Я благоговею перед нею.
— Ха, ха, ха!
— Но вы не знаете, вы не знаете ее! — твердил я, стараясь перекричать хор.
— Вот еще! — затянули в один голос. — Не знаем Зенаиды?.. От замужества… от детства… от колыбели!.. Отец и мать всю жизнь слыли чудаками, а дочь еще превзошла их…
И гром новых насмешек, злословия, хохота снова оглушил меня.
К счастию, карета остановилась у крыльца, я выскочил и, как сорвавшийся с цепи, побежал в свою комнату. Всю ночь провел я в жестоком волнении, бесясь на черноту людей, на злость моих кузин, на весь свет, который, не умея ни понять, ни оценить такого ангела, шипел в грязи и обливал ядом имя его. Несколько раз я порывался в ту же ночь оставить дом, в котором самый воздух, казалось мне, был зачумлен клеветою; но она здесь, в семи верстах, я могу видеть ее, не нарушая данного ей обещания; ведь я не искал заповеданной мне встречи: сама судьба столкнула нас… Я увижу ее!.. Зенаиду!.. И я отказывался от внезапного отъезда, находил его неприличным, оскорбительным для родных моих, хитрил с собственною совестью, которая громко напоминала мне последние слова Зенаиды. Я остался и утром сошел к завтраку, запасшись терпением и всей гордостью презрения к клеветам людским.
Едва я показался в чайной комнате, как мои родственники окружили меня с вопросами, где и как я познакомился с Зенаидой.
— Это преинтересно! — щебетали они. — Неужели к стольким достоинствам она присоединяет еще уменье менять наружность, как змея свою кожу?.. Неужели за границей она играла роль сентиментальной Пенелопы?.. Неужели ты вдался в такой грубый обман?..
Я насилу удерживал свое негодование, отвечал отрывисто, коротко, перебивал их речи вопросами о предметах, вовсе не касающихся Зенаиды. Они умолкли, но беспрестанно перемигивались между собою с ироническими улыбками.
Окончив завтрак, тетка взяла меня за руку, увела в свою комнату и после длинного предисловия о том, как любила она мать мою и какую дружбу питает ко мне, пустилась рассуждать об опасном положении юношей, легко вверяющихся обманчивой наружности; о коварстве некоторых женщин, умеющих так искусно ставить сети молодым людям… Я слушал ее без всякого внимания, смотря через окно, как стая ворон гнала испуганную голубку. Старушка, заметив мое равнодушие к ее родительским наставлениям, встала и с непритворным участием сказала:
— Жаль мне тебя, право, жаль! Не хочешь ты слушать нашей правды, испытаешь: будешь кулаком слезы утирать, да поздно!
— Но это невозможно, тетушка, невозможно!.. Вы обманываете себя или меня… Повторяю, вы не знаете Зенаиду…
— Не веришь?.. Поверь же целому свету!.. Спроси о ней кого хочешь, старых и малых, мужчин и женщин, статских и военных; все скажут тебе одно: она кокетка, женщина очень двусмысленного поведения, напыщенная своим умом, прихотливая, гордая, самовольная…
— Довольно, довольно!.. Вы сведете меня с ума!