Daddy issues (ЛП)

— Я хочу поставить их в своей спальне. — Сказала она, наполняя хрустальную вазу водой и ставя в нее цветы. Некоторые из цветов были с опущенными бутонами, но как только они почувствовали, как их стебли защекотала вода, то подняли свои головы и улыбнулись мальчику и девочке перед ними. — Пойдем. — Аделаида снова взяла его за руку и потянула к лестнице.

Его сердце находилось в груди и тысячи бабочек раскрыли свои крылья, когда Гарри завороженно смотрел, как она танцевала, поднимаясь вверх по лестнице. Ее волосы спадали ей на спину и танцевали в замедленной съемке, словно эхо от ее движений. В этот день у нее не было ни лент, ни кос, они просто спадали на ее лицо, вкушая свободу, как и они оба.

Девушка остановилась на мгновение перед своей спальней, словно наслаждаясь моментом. Гарри никогда раньше не был в ее комнате. Ближе всего, когда он оказался около ее двери, был тот момент, когда он просунул рисунок в щель. Теперь же он смотрел на этот рисунок не на бумаге, а на ее коже.

Она отворила дверь, и казалось, что Гарри вошел в другой мир.

Это было, как будто ее комната была равноценна потаённой части ее разума с наполовину законченными произведениями искусства, рассеянные по полу, а также с белыми перистыми белыми шторами, загораживающие окно, и не давая людям заглянуть внутрь.

Он мог видеть цветущую вишню снаружи, ее ветви простирались так далеко, что они стучали в оконное стекло, прося разрежения войти.

Гарри заметил, что она стоит посреди комнаты и ее руки дергают кончики волос, как будто она ждет его вердикта. Было странно видеть ее такой, неуверенность распространилась по ее чертам. Обычно, она была так уверена в себе, так самонадеянна, но теперь лишь нервно кусала губу, как если бы показывая свою комнату, она становилась голой и уязвимой.

— Это так прекрасно. — Наконец сказал Гарри и на ее губах появилась улыбка. И вдруг он понял, что эта ситуация никогда не изменится. У него не было такого места, по крайней мере, собственной комнаты, и знание того, что он никогда не будет чувствовать себя также, как и она в этот момент, сделало его более отчаявшимся, чем он мог представить. Аделаида открылась ему так, как Гарри никогда не сможет открыться ей, и почему-то это заставило его захотеть притянуть ее в свои объятия, поцеловать ее золотую голову и освободить бабочек из ее сердца.

Цветы стояли на тумбочке, улыбаясь солнечному свету, проникающему в комнату, но в его глазах было все расплывчато, они не фокусировались на цветах или хрустальной вазе, в которой они находились. Он не видел ничего, кроме девушки перед собой, и не чувствовал ничего, кроме золота в своих жилах.

Поэтому юноша нежно поцеловал ее и убрал золотистые волосы с ее лица. И тогда девушка поцеловала его в ответ, а крылья бабочек внутри их тел, стали золотыми, а цветы в легких стали такими большими, что они едва могли дышать. Их губы танцевали в светло-красном вальсе, в котором никто не вел и никто не следовал за кем-то, танец, который не сопровождался музыкой, а лишь сладким звуком бабочек, махающих крыльями.

Она провела пальцами по его волосам и пара цветов выпала из них. Они падала на пол, словно в замедленной съемке, но никто из них не заметил этого, они были слишком заняты, пытаясь разглядеть все то, что было спрятано в их грудных клетках.

Когда девушка пропустила свой маленький розовый язычок в его рот, то они оба почувствовали, как бабочки взлетают на своих крылышках и улетают, когда внутри них нарастают багровые грозы желания. Однако в этот раз они были не только красными, но и покрыты сверкающим золотом на каждом краешке, словно рассвет лежал позади, ожидая наступления весны.

Аделаида подвела его к кровати и прошептала на ухо:

— Я не могу больше ждать. Ты — огонь, который заставляет мои конечности двигаться, и вода, которая наполняет мои глаза каждую ночь, и я не могу продержаться без тебя ни секундой больше. Я хочу тебя во всех возможных смыслах, в которых только могу хотеть. Поэтому, пожалуйста, я не могу больше ждать.

Она легла на кровать, а он парил над ней и его локоны щекотали ее лоб.

— Я тоже не могу. — Прошептал он. Гарри не мог сказать больше, чем это, потому что цветы выросли из его рта и тянулись к ее, вытягивая лепестки, чтобы поцеловать ее розовые губы.

Гарри снял ее платье и прикусил губы, когда ее кожа оказалась перед его взором. Он больше не мог сказать, что ее тело хранит секреты от него, потому что он видел каждый дюйм, он видел каждый шрамик и каждое произведение искусства, нарисованное на ее теле, но также он знал, что не наступит тот день, когда у него не будет перехватывать дыхание от этого вида.