Дафна

Извините, что отвечаю на Ваше последнее письмо с опозданием, но у меня было множество гостей, и я пыталась выполнить обязанности сразу жены, матери и бабушки! Но я не забыла о Брэнуэлле и о любезном предложении прислать мне еще что-нибудь из Вашей библиотеки. Оно меня чрезвычайно заинтересовало, потому что, как Вы уже, наверно, догадались, у меня возникла идея написать книгу о Брэнуэлле.

Не будет ли у Вас возможности встретиться со мной в Лондоне в этом месяце? Я могла бы пригласить Вас на обед где-нибудь в Блумсбери. Планирую провести в Лондоне неделю-другую, поработать в читальном зале Британского музея и прочитать там за это время как можно больше рукописей. Одна из главных тайн, которая занимает сейчас мои мысли, — поэзия Эмили.

Я просмотрела многочисленные издания и убедилась, что одни рукописи были составлены из разрозненных листков, проданных американским коллекционерам, другие были получены от Артура Белла Николза, вдовца Шарлотты. Но я не нашла доказательств, что эти источники — определенно труды Эмили, а не ее брата.

Я полагаю, что крайне необходима помощь совершенно беспристрастного специалиста-почерковеда, который мог бы провести разграничения во всем написанном членами семьи Бронте, не имея предвзятого мнения.

Конечно же, мне необходимо собрать достаточно много нового материала о Брэнуэлле, чтобы книга чего-то стоила. И еще так много вопросов, на которые надо найти ответ в ходе моих изысканий. Почему, например, его никогда не посылали в школу? Подозреваю, что у него случались эпилептические припадки в легкой, почти незаметной форме, но у меня пока нет абсолютно никаких свидетельств этого. Кто входил в число его близких друзей, в какой степени испытывал он на себе влияние масонов, если учесть его посещения местной масонской ложи? Мне бы очень хотелось узнать подробности его жизни в семье Робинсонов в Торп-Грин — ведь он прожил там целых два года, а Энн даже больше, но единственное, чем мы располагаем, — слухами о том, что Брэнуэлл был с позором уволен.

А сейчас я должна закончить все эти размышления и отнести это письмо на почту. Надеюсь получить от Вас весточку, а может быть, даже встретиться с Вами в ближайшем будущем. Я заглянула в свои записи и обнаружила, что буду свободна и смогу увидеться с Вами недели через полторы, — если это Вас устроит.

Искренне Ваша,

Глава 8

Ньюлей-Гроув, октябрь 1957

Дни становились все короче, и Симингтону не хватало дыхания: он, кашляя, отпирал свои кладовые или, шурша картотеками, разыскивал нужные книги в полузабытых тайниках. Письма от Дафны Дюморье отсылали Симингтона к его рукописям, но он-то знал, что не следовало возвращаться к ним, ведь ничего там не изменилось.

— Она узнает… — бормотал он себе под нос: ведь Брэнуэлла никак не удавалось извлечь из лабиринта незавершенных рукописей, разрозненных и изуродованных Шортером и Уайзом, да, и Уайзом тоже, не один Шортер предавал Брэнуэлла и Симингтона.

Эта парочка, Шортер и Уайз, наживалась на бедах Брэнуэлла, а настоящим экспертом по части фальсификации был Уайз, конечно же, именно он подделал сначала подпись Шарлотты, а потом и Эмили на рукописях Брэнуэлла и продал их богатым доверчивым коллекционерам, не слишком утруждая себя раздумьями о Брэнуэлле или о ком-то еще, поскольку все его мысли были заняты собой, важной персоной, сумевшей так долго всех дурачить.

Симингтон знал: Дафна ожидала от него какого-то из ряда вон выходящего открытия. Он догадывался: она мечтала доказать, по меньшей мере, что Брэнуэлл приложил руку к созданию «Грозового перевала», а также написал многие из стихотворений, приписываемых Эмили. «Что ж, в добрый час», — подумал Симингтон, но лишь мельком, на самом же деле вовсе не желая ей добиться успеха; он не хотел, чтобы Дафна преуспела там, где он до сих пор терпел неудачу.

Симингтон не ответил на ее последнее письмо, пришедшее уже несколько недель назад; она задавала слишком много вопросов, а уж если кому и писать книгу о Брэнуэлле Бронте, так это ему самому, а не этой романтичной леди, беллетристке, ничего не смыслящей в научных разысканиях. И временем, чтобы писать, он располагал: Беатрис редко бывала дома, вечно заседая на каком-нибудь собрании — Британского легиона[24], Женской добровольной службы[25] или Бригады скорой помощи святого Иоанна[26].

— Ты сам о себе позаботишься, — говорила она ему на ходу, собираясь отчалить: фетровая шляпа надежно сидит на голове, коричневые туфли начищены, серый саржевый жакет застегнут до самого воротника.

Вот так и тянулось неторопливо одно утро за другим, и никто не вспоминал о Симингтоне, кроме упорной и несокрушимой Беатрис, ему же иногда казалось, что он к исходу дня сжимается, уменьшается в размере.