Дафна

— Опять натуральная «Ребекка», — сказала она Тод, когда доктор наконец ушел незадолго до полуночи, а Томми, напичканный лекарствами, спал в своей комнате.

Тод велела ей замолчать и не говорить глупостей. Тод никогда не испытывала теплых чувств к Томми, но, как и доктор, пыталась успокоить Дафну, отправив ее в постель с чашкой теплого молока, словно та снова была маленькой девочкой у себя дома в Кэннон-Холле.

На следующее утро Дафна проснулась рано. Она видела во сне отца.

— Это нечестно! — говорил Джеральд со слезами на глазах, сидя на краю постели рядом с ней, как живой, словно восстал из мертвых, и выглядел он моложе, чем Дафна сейчас. — Нечестно, что ты выходишь замуж за Томми. А со мной что будет?

Голос Джеральда был так реален, словно все происходило наяву, а не во сне, и говорил он именно теми же словами, что и двадцать семь лет назад, когда Дафна подтвердила в разговоре с ним то, о чем уже успела написать матери: они с Томми собираются вступить в брак, и как можно скорее.

— Папочка! — прошептала Дафна, открыв глаза в своей спальне, залитой бледным светом раннего утра. — Это нечестно, папочка.

Она перевела взгляд на портрет Джеральда, висевший на стене напротив кровати, и на его коллекцию талисманов, которую он хранил в театральной гримерке, а теперь они были разложены на туалетном столике Дафны. Сегодня, в годовщину свадьбы, настроение у нее было мрачное, как на похоронах: Томми в своей спальне по ту сторону коридора все еще находился под воздействием снотворного после вчерашней драмы, весьма близкий к успокоению, но бесконечно далекий от нее.

Дафна вновь закрыла глаза, но лучше ей не стало: Томми со своим револьвером по-прежнему стоял перед ее взором, и вся сцена снова и снова повторялась в ее голове, как бесконечно прокручивающийся рулон кинопленки с одной из тех старых мелодрам, где снимался ее отец в конце своей карьеры, только порядок действия иногда менялся, и Томми подносил револьвер к ее виску, а не к своему.

«Я должна быть сильной», — сказала себе Дафна, но она не чувствовала себя сильной, не знала, как излечить Томми, помочь ему выкарабкаться из этого нового кризиса. Она прикидывала, а вдруг ему станет легче, если он просто возвратится в Лондон, в ковентгарденскую квартиру Снежной Королевы, но тут всплыло подозрение, что корень его несчастья именно в недавнем окончании этого романа и что разрыв произошел по ее, а не его инициативе. Возможно, Снежная Королева устала от перепадов его настроения, особенно после ухода из Букингемского дворца.

Дафна подумала о матери: что бы та стала делать на ее месте, ведь от нее иногда веяло ледяным холодом, совсем как от Снежной Королевы, хотя при этом она оставалась идеальной женой, по крайней мере так казалось. Она умела закрыть глаза на измены мужа, кроме того случая, когда Джеральд перешел некую невидимую черту.

— Это уж чересчур! — кричала она мужу однажды вечером, достаточно громко, чтобы Дафна с сестрами могли все слышать сквозь стены спальни. — Я видела сегодня днем твою машину у дома Герти Лоуренс, она торчала под ее окнами несколько часов, и шторы спальни были опущены! И не говори мне, что у тебя была приватная репетиция с этой маленькой потаскушкой, не унижай меня еще больше, не веди себя так, будто я дура и уродина!

Потом голос матери стал приглушенным: возможно, Джеральд обнял ее и тесно прижал к себе, во всяком случае Дафна так тогда подумала, хотя теперь она представляла себе, что мать зарылась лицом в подушку, чтобы не глядеть на мужа и заглушить рыдания.

— А я не знаю, как это сделать, — прошептала Дафна в свою подушку, не вполне уверенная, что могло значить слово «это».

Прошлой ночью, когда отступил страх и стихла ярость, она испытала внезапное побуждение расхохотаться — такой нелепой и банальной показалась ей вся эта сцена, — а потом вновь почувствовала себя виноватой, словно она предала не только Томми, но и своих родителей, влюбившись в Герти. А что если именно в этом скрыта подлинная причина отчаяния Томми?

Сегодня она, однако, не была уверена, что знает смысл любви или ее последствия, ощущая пустоту, словно ее выжали, выпустили всю кровь, как при средневековой казни, и Герти значила теперь для нее не более, чем персонаж ее романа. Кстати, хороший сюжет — гораздо оригинальнее эпизода с Томми прошлой ночью: замужняя женщина влюбляется в подружку своего покойного отца — здесь есть где развернуться. «Впрочем, такая фабула не кажется правдоподобной», — подумала Дафна, хотя истории, рождавшиеся в ее голове, переносила она их на бумагу или нет, казались ей иногда куда более достоверными, чем так называемая реальная жизнь.

Она встала с постели и, не одеваясь, в одной ночной рубашке тихо подошла к двери комнаты Томми, прислушалась, но изнутри не доносилось ни звука. Она подумала, что он, наверно, спит, — хорошо бы ему поспать подольше сегодня утром, как обещал доктор. Было еще слишком рано для визита врача или прихода Тод, и она решила немного поработать за письменным столом в алькове своей спальни. Тогда она услышит, если Томми начнет ходить по комнате.