Дафнис и Хлоя

Молвив так, Дафнис начал плакать и пробудил жалость в поселянах, так что Филетас, в качестве посредника, поклялся богом Паном и Нимфами, что ни Дафнис, ни козы его не виновны; виновны же разве море да ветер, за которые пастух отвечать не может. Метимнийцы, мало убежденные доводами Филетаса, бросились в ярости, снова схватили Дафниса и пытались связать ему руки. Но поселяне, выведенные из терпения, напали на них, как стая крикливых скворцов и сой. В один миг вырвали из их рук Дафниса, который, в свою очередь, не жалел ударов. Скоро, при помощи палок, обратили они в бегство метимнийцев и преследовали их до тех пор, пока не выгнали за межу своих владений.

XVIII

Меж тем как поселяне заняты были дракою, Хлоя отвела Дафниса к Нимфам. Обмыла ему лицо, запачканное кровью, которая потекла у него из носу во время драки; вынула из мешка кусок хлеба с ломтем сыру и дала ему поесть. Но более всего подкрепил и успокоил его поцелуй нежных губ, более сладкий, чем мед.

XIX

Такова была опасность, которой избегнул Дафнис. Этим дело не кончилось. Метимнийцы, вернувшись домой, смиренные пешеходы, без корабля, покрытые синяками, потерявшие охоту к веселью, созвали народное собрание, явились гражданам как молящие справедливости и потребовали возмездия. Они, конечно, не открыли истины, боясь, чтобы их не подняли на смех за палочные удары, принятые ими от безоружных пастухов. Напротив, обвинили митиленийцев в том, что они отняли корабль и ограбили их, как враги во время войны. Метимнийцы, заключив по ранам, что они говорят правду, сочли необходимым отомстить за оскорбление молодых людей, принадлежавших к лучшим семьям. Тотчас, большинством голосов, постановили поход на митиленийцев, без объявления военных действий, и приказали военачальнику спустить на море десять кораблей, чтобы опустошить берег Митиленский, так как, ввиду наступавшей зимы, считали неблагоразумным посылать в море много кораблей.

XX

Заутра стратег поднял якорь. С отрядом воинов, служивших ему гребцами, направился он к морской границе Митилении. Здесь награбил много скота, также вина и хлеба, ибо жатва только что кончалась, и захватил в плен людей, занятых осенними работами в полях. С наибольшею силою напал он на ту местность, в которой жили Дафнис и Хлоя, высадился неожиданно и забрал все, что нашел под рукою. Дафнис в это время отлучился от стада: пошел в лес нарезать зеленых ветвей на зимний корм козлятам. Увидев издали, как враги высаживаются на берег, спрятался он в дупле древнего бука. Хлоя была на пастбище; преследуемая врагами, прибежала она, молящая, к Нимфам и богинями заклинала воинов пощадить ее и овец. Но напрасно. Метимнийцы, всячески насмеявшись над изваяниями богинь, увели оба стада и погнали перед собою пастушку ударами хворостины, как беззащитную козу или овцу.

XXI

Корабли были переполнены разнообразною добычей. Метимнийцы сочли за лучшее не продолжать военных действий и пустились в обратный путь, боясь врагов и зимы. Выехали в море; но двигались медленно, не на парусах, а на веслах, потому что не было ветра. Когда все успокоилось, Дафнис вышел из лесу на равнину, где обыкновенно пасли они стада свои. Но не нашел ни коз, ни овец, ни Хлои. Всюду запустение; разбросанные по земле, валялись обломки флейты, на которой играла Хлоя. Он громко закричал и с жалобными воплями стал подбегать то к буку, под тенью которого они сиживали, то к берегу моря, надеясь еще увидеть Хлою, то к изваяниям Нимф, у подножия которых напрасно искала она убежища от врагов. Здесь катался он по земле и обвинял Нимф в предательстве:

XXII

– Хлою оторвали от ваших алтарей; вы это видели и потерпели! Хлою, которая плела для вас венки, приносила вам начатки молока, Хлою, чья флейта висит еще здесь, как жертвенный дар! Волк не унес козы – а враги сразу похитили оба стада и пастушку, подругу мою! Они режут коз, убивают овец! Ты будешь жить отныне в городе,

Хлоя! Как покажусь я теперь на глаза отцу и матери, без стада, без Хлои, чтобы сделаться простым поденщиком; потому что мне больше некого пасти? Лягу здесь и подожду смерти или новых врагов. О Хлоя, чувствуешь ли ты такое же горе, как я? Помнишь ли ты эти долины, Нимф и меня? Или утешают тебя в несчастий овцы и козы, разделившие с тобою плен?

XXIII

Пока он жаловался так, глубокий сон объял его среди плача и стонов, и явились ему Нимфы, три жены, высокие и прекрасные, наполовину обнаженные, с босыми ногами, с развевающимися кудрями, подобные изваяниям. Сперва они как будто безмолвно жалели Дафниса, потом старшая сказала ему, утешая: