Дафнис и Хлоя

– Не упрекай нас, Дафнис. Мы более заботимся о Хлое, чем ты. Это мы сжалились над нею, когда она была маленькой девочкой, приняли и вскормили ее в этой пещере. Она рождена не среди полей и овец, так же как ты рожден не среди коз Ламона. Впрочем, мы уже устроили все к ее благу. Не привезут ее в Метимым рабыней, не будет она военной добычей. Мы умолили бога Пана, чей лик ты видел под сосною и которому, однако, вы ни разу не принесли в дар гирлянды цветов, – мы умолили Пана прийти на помощь Хлое. Ибо лучше нас умеет он сражаться, и нередко случалось ему покидать затишье полей для брани. Пан выступил в путь, Пан идет – грозный воитель, против метимнийцев. Не горюй же и встань. Покажись Ламону и Миртале, которые, подобно тебе, лежат и плачут, думая, что и тебя взяли в плен. Завтра Хлоя вернется с козами и овцами. И снова будете вы вместе водить их на пастбище, снова играть на свирели. Остальное бог любви довершит.

XXIV

Увидев и услышав это, Дафнис внезапно пробудился. Плача от скорби и радости, обнял подножие Нимф, дал обет, если Хлоя спасется, принести им в жертву лучшую в стаде козу. Потом побежал к сосне, под которой виднелась статуя Пана, козлоногого, рогатого, в одной руке державшего флейту, другой останавливавшего козла, который скачет. Дафнис помолился за Хлою и обещал заколоть ему козла. Солнце склонялось, когда юноша кончил молиться и плакать. Взяв нарезанные ветви, вернулся он домой, где возвращение его утешило Ламона и Мирталу. Поев немного, лег он спать, но и во сне плакал. Умолял Нимф явиться, тосковал в ожидании дня, который, как они обещали, должен был возвратить ему Хлою. Ночь никогда не казалась ему такою длинною. А в это время вот что происходило на кораблях.

XXV

Военачальник метимнийцев, проплыв десять стадий, решил дать отдых воинам, утомленным вылазкой. Заметив мыс, выдававшийся в море, и образовавший двумя концами полукруг, подобие нового месяца, где воды были спокойнее, чем в гавани, велел он спустить якорь, в некотором расстоянии от берега, опасаясь, чтобы приморские жители не произвели нападения на корабли; потом предоставил метимнийцам отдыхать и забавляться на свободе. Так как все у них было в изобилии, благодаря добыче, – начали они пить, веселиться и праздновать победу. Но к тому времени, когда наступили сумерки и ночь положила конец празднику, – земля сделалась как бы огненной, по воде издалека послышался шум весел, как будто приближался многочисленный флот. Они стали звать военачальника, трубили сбор, перекликались, одни считая себя ранеными, другие падая, подобно убитым. И все являло вид морского сражения. А сражения не было, и не было врагов.

XXVI

После ночи, проведенной в таком беспокойстве, наступил день, еще более страшный, чем ночь. На рогах у козлов и коз Дафниса появились гирлянды плюща с гроздьями ягод. Овцы и бараны Хлои завыли, как волки. Голову самой пастушке увенчала сосновая зелень. И на море творились чудеса не меньшие; хотели поднять якорь – не могли; когда погружали в воду весла, чтобы грести, – они ломались; дельфины, выскакивая из волн и ударяя хвостами о корабли, расшатывали скрепы. На вершине обрывистого утеса, которым увенчан был мыс, слышалась флейта Пана: звуки были не сладкие и нежные, подобные звукам свирели, а наводили ужас, подобно грому воинской трубы. Флот объят был смятением; матросы хватались за оружие и спрашивали, где враг. Ожидали с нетерпением ночи, надеясь отдохнуть. Те, у кого ум еще был не совсем помрачен, поняли, что эти чудеса происходят от бога Пана, гневного и мстящего. Но никто не мог догадаться о причине этого гнева, потому что среди добычи, награбленной ими, не было ничего посвященного Пану. Наконец, около полудня, когда военачальник уснул тоже не обычным, а чудесным сном, сам Пан явился ему и сказал:

XXVII

– О святотатцы! нечестивейшие из людей! кто побудил ваши безумные сердца к столь великому буйству? Вы опустошили поля, любезные нам; похитили стада быков, овец и коз, посвященные нашим заботам; отторгли от жертвенника отроковицу, которую бог любви избрал, дабы на ней явить пример своих милостей. Не уважили вы Нимф, ни меня, меня – бога Пана! Но с такою добычей не видать вам города Метимны, не избегнуть свирели моей, которая наводит трепет на ваши сердца. Я потоплю вас, отдам на съедение рыбам, если вы тотчас же не возвратите Нимфам и Хлои, и стада ее, овец и коз. Встаньте же, высадите на берег молодую девушку со всем, что ей принадлежит. Тогда я буду сопутствовать вашему плаванию, буду сопутствовать Хлое благовеющими ветрами.

XXVIII