Дафнис и Хлоя (СИ)

Ликэнион ушла в другую часть леса, будто продолжая разыскивать гуся. Дафнис задумался над сказанным ей, его первый порыв остыл, он стал сомневаться, следует ли ему Хлое докучать и просить во время объятий большего, чем поцелуи. Он не хотел, чтобы она кричала, будто её схватили враги, или чтобы плакала от боли, или кровью исходила, словно её убивают. Новичок в любви, он боялся крови и думал, что кровь может литься только из раны. И, решив наслаждаться с ней обычными ласками, Дафнис вышел из леса. Придя туда, где сидела Хлоя, плетя из фиалок венок, он обманул её, сказав, что вырвал гуся из когтей орла, и, обняв, стал целовать её, как целовал Ликэнион в миг наслаждения: ведь это можно было делать без опаски. Она же надела на голову Дафниса венок, и целовала его кудри, они ей казались лучше фиалок. И, вынув из сумки кусок лепёшки из сушёных фруктов и несколько хлебцев, дала ему. Когда же он ел, она у него изо рта хватала кусочки и, как птенчик, глотала.

Когда они так угощались, - а больше целовались, чем ели, - показалась рыбачья лодка, плывшая вдоль берега. Не было ветра, на море было затишье, приходилось грести, и рыбаки гребли крепко. Они торопились, чтобы доставить в город к столу богача живую рыбу. То, к чему прибегают всегда моряки, чтобы забыть про усталость, - к тому же прибегли, под взмахи весёл, гребцы. Один из них, старшой, пел морские песни, остальные же все разом откликались на его голос.

Когда они пели так в море, то клики их пропадали - звук голоса исчезал в воздушном просторе. Когда же, объехав мыс, они вошли в залив, изогнутый, словно серп месяца, клики стали слышней, ясней стал доноситься на берег запев. Расщелина прилегала к равнине, и будто полая труба флейты, принимая в себя звук, подражала голосам, на всё откликалась. Были слышны вёсел удары, гребцов голоса. И всё это было для слуха радостью.

Сначала долетал звук с моря, а звук, на земле родившийся, настолько позднее замолкал, насколько позднее возникал.

Дафнис, которому всё это было уже знакомо, своё внимание обратил лишь на море. Он любовался, смотря, как быстрее птицы корабль пролетал, минуя равнину, старался запомнить те песни, чтобы сыграть их потом на свирели. Хлоя же тогда в первый раз услышала то, что эхом зовётся. Она то на море смотрела, когда мореходы песнь запевали, то, к земле обернувшись, искала, кто же им вторит? Когда они мимо проплыли, и тихо стало в расщелине, она спросила у Дафниса, нет ли за мысом другого моря, и не плыл ли там другой корабль, не пели ли другие мореходы такую же песню, а потом разом все замолчали? Дафнис рассмеялся, поцеловал Хлою, а затем, увенчав её венком из фиалок, стал рассказывать предание об Эхо, вперёд попросив у неё как плату за этот рассказ ещё поцелуев десяток.

"Много нимф живёт и в ясеннике, и в дубравах, и в болотах. Все они - прекрасны, все - певуньи. У одной из них была дочка Эхо. Она была смертной, так как её отец был смертным, и в красавицу мать - красотой. Её воспитали нимфы, Музы играть на свирели, на флейте её научили, под лиру, под кифару петь песни. И, достигнув расцвета девичьей красоты, она водила с нимфами хороводы, пела с Музами песни. Но она избегала мужчин - и людей и богов, любя свою девичью жизнь. Пан рассердился на девушку, - он завидовал её песням, красота же её была для него недоступна, - и он вверг в безумие пастухов, что пасли коз и овец. Они растерзали её и члены её тела, - а всё ещё пело оно, - разметали по Земле. Но её песни в угоду нимфам скрыла Земля в Своём лоне и сохранила напев. И по воле Муз она подаёт голос, всему подражая, как некогда подражала девушка всем: богам и людям, инструментам, зверям, - и даже Пану, когда он начинал играть на свирели. И он, услышав, вскакивал и бежал по горам, не надеясь поймать, но желая узнать, кто же этот тайный его ученик".

Такое сказание Дафнис поведал ей, и Хлоя без конца целовала его: ведь то же за ним повторяла и Эхо.

С каждым днём солнце становилось теплее: весна кончалась, начиналось лето. И у них летней порой начались новые радости. Он плавал в реках, она купалась в ручьях, он играл на свирели, соревнуясь с песней сосны. Она же вступала в состязание с соловьями. Они гонялись за цикадами, ловили кузнечиков, собирали цветы, трясли деревья, ели плоды. Бывало, лежали нагими вместе, покрывшись козьей шкурой. И Хлоя могла бы стать женщиной, если бы не смущала Дафниса мысль о крови. Однако, боясь, чтобы разумное решение страсти не было сломлено порывом, он не позволял Хлое сильно себя обнажать. Хлоя этому дивилась, но спросить о причине стыдилась.