Дай мне руку

хорошенькой и грациозной,

весёлой, а где-то и с перчиком,

с танцующей поступью звёздной.

А как декольте притягательно

волнует своим совершенством!

И хочется оберегать её,

любуясь тайком каждым жестом.

Бывает серьёзна немыслимо,

но где-то наивно-игрива.

В глазах зажигаются искорки,

что в мыслях творится — интрига.

С любым силуэтом и мерочкой

она — героиня былины.

Ей нравится быть просто девочкой

желанной и очень любимой.

Удобно

В городе осень, слякоть и лужи.

Тут одинокость вечная тужит.

Зонт позабыв, скитается скромно,

словно паломник.

Рамки свободы сжаты безбожно,

хочется что — блуждает под кожей.

Внутренний мир другим не угоден,

должен быть сходен.

Личные взгляды не для системы.

Нужно вписаться в чёткую схему,

слушать и делать беспрекословно

снова и снова…

Плоскость, линейность здесь обозначат,

с пользой достанут, после запрячут.

Рационально и экономно.

Им так удобно.

В городе осень. Листьев остатки.

Души себе находят заплатки.

Нужность проснётся, будет вновь ярким

вид аватарки.

Прошу

Теряюсь без тебя я в буднях

в безмерном ханжестве толпы

и маскараде беспробудном…

Без слов твоих крыла слабы…

О близости мечтаю снова,

мечты с мольбой переплелись…

Прошу, скажи всего лишь слово, –

отрадой озарится жизнь!

Преодолеть смогу преграды

и счастье ощутить сполна,

прочувствовать земную радость –

твоя поддержка так сильна!

Прошу, услышь. Нам месяц в помощь

и пара белых лебедей –

вверяю им надежды. Мощь их

ведома с найдревнейших дней:

они соединяют души,

летя средь пышных облаков,

и сообщают в час свой нужный,

что в жизни вспыхнула Любовь!

…Прошу, скажи всего лишь слово,

оно — для сердца парадиз.

Мне сил придаст и, сняв оковы,

отважной птицей взмою ввысь!

В моей душе туман и осень

В моей душе — туман и осень.

К исходу времени песок

и наступил почти тот срок,

когда становишься лишь грёзой.

Утихла жажда к благам тленным –

исчез из накоплений толк.

Желаний хор почти умолк,

но ожил мир воображенья.

В нём живы все и нет излома

от сокрушительных утрат.

А здесь — измаялся терять

своих друзей, родных, знакомых…

Хочу быть нужным хоть кому-то,

дарить тепло своей души,

но так распорядилась жизнь,

что сам блуждаю бесприютно.

Один туман меня и холит,

как будто нет его родней.

Он заполняет пустошь дней

и полумрак не страшен боле.

Но я устал бояться время.

Мгновенье ль, годы впереди –

дышу до бабочек в груди

на странной жизненной арене.

Повстречал однажды ангела

Повстречал однажды ангела,

молвил тот: «Явился в помощь!

Если вдруг беда нагрянула,

отведу любую болесть!

Огражу своими крыльями,

сберегу во тьме кромешной.

Станешь видеть суть сокрытую

за наигранностью внешней».

Предложение-то дельное –

снизошёл в лихую пору.

Захворал конь. В земледелии

как бы пахоту ускорить?

И запряг чудного ангела,

чтоб взрыхлить сырую землю:

помощь всякая не пагубна.

Принесёт пусть толк заделу.

Ангел стал окаменелостью

и попрал свой дар небесный –

пользу принести хотелось так.

Высь рыдала, зрев любезность.

Чтобы вырос восхитительный сад

Чтобы вырос восхитительный сад,

стал обителью душевных услад,

надо холить, поливать,

обрабатывать опять,

за труды не получая наград.

Важность, значимость, напыщенность тут

бесполезны и плодов не дадут.

А нужны тепло, любовь

и забота в день любой.

Под приглядом только будет уют

и распустятся цветы на ветвях,

птичек певчих привлекут дерева.

И гуляй, хоть до утра,

в небесах созвездья зря.

Для влюблённых — рай и край волшебства.

От любви, заботы древо родит,

принесёт в дары любимым плоды.

До начальных холодов

грозди, россыпи цветов

будут сказочно роскошно цвести.

Со сколопендрой

Дышало небо осенью, носились тучки с проседью

по своду блёкло-пегому, пред взором мельтеша.

А с ними — мысли светские намеревались следствие

затеять, чтобы беглого вернуть в дом малыша.

Ушло с души спокойствие, ведь парень был нагой совсем,

умён хоть не по возрасту, но всё же сорванец.

Играл со сколопендрою, в том слыл для всех легендою,

но кайф ловил так попросту отчаянный малец.

Из хутора намедни он прополз куда-то медленно

с непостижимой наглостью и сгинул с глаз долой.

И мамки-няньки плачут уж, что жизнь теперь бродячую

и очень неприглядную ему сулит рок злой.

Но слух пронёсся — видели мальца, он вдоль обители

на сколопендре родненькой спешил в шальной дозор.

Уверен был, рачителен, нагой что — незначительно,

ведь красота природная — то вовсе не позор.

Прозрел

Мгновенье чудное я помню.

Листая книгу при свечах,

услышал голос незнакомый:

— Совсем зачах!

— Зачем процесс ученья прерван?

Что не про мудрость — суета!

Пусть говорят, что книжный червь я.

Хочу читать!

— Давно ль ты в зеркало смотрелся?

Твой вид, что форменный бардак!

Полтинник уж бежит по рельсам!

Иди в кабак!

Девчонки, музыка и яства

взбодрят и к жизни вкус вернут.

В лицо твоё вернётся краска,

хотя б чуть-чуть!

Закрыл издание. Стал думать,

взялись откуда голоса?

Моэма Мэйхью* всплыл угрюмо

в моих глазах…

Я в страхе выскочил из дома,

гляжу, а осень на земле!

Как будто был полжизни в дрёме…

Но я прозрел!

* Мэйхью, герой рассказа Уильяма Сомерсета Моэма «Мэйхью»

На аллее парковой

Кучевые облака — белые пироженки –