Книга моя «Заговор Равных» до сих пор не вышла, и я не знаю даже, у кого теперь рукопись: у «ЗиФ»’а или в «Федерации». Словом, конец козла, кошмарный и ужасный, напоминает мне мою несчастную любовь.
Напишите, как Вам? Что написали нового? Почему не шлете Вашего сибирского романа?[1381]
Савичи сейчас на юге Франции. Собираются задержаться в Париже.
Роза шлет Вам нежнейшие приветы. Напишите!
Полностью впервые.
<Из Парижа в Варшаву,> 29/9 <1929>
Дорогой Тувим,
обращаюсь к Вам вот с какой просьбой: мне нужен в Польше издатель. Это вопрос не столько славы, сколько вульгарных злотых. С «Роем»[1382]
мы развелись. Конечно, «барин» неплохой малый и солянка, что и Вы изволили кушать, была невредной, но все же «Рой» совсем отбился от рук. «Лазика» они напечатали с глупейшими купюрами[1383], а от «Заговора равных» вовсе отказались. Новую книгу я им сам уже не послал. Если Вы знаете какого-нибудь издателя в Польше, который не побрезгует столь явно трефным мясом, как мои книги, то, пожалуйста, напишите мне и сим обяжете.На днях вышлю Вам мою новую книгу — «10 л.с.»[1384]
. Это не роман, а хроника нашего времени: история ситроеновского автомобиля. Заводы, каучуковые плантации, борьба за нефть, биржа и пр. Уж очень надоело писать романы!Что Вы-то поделываете, как живете, что пишете и над чем грустите? Этим летом я видел Якобсона, и он снова восторгался Вашими переводами: конгениально!
Я был на севере — в Лапландии, очень мне там понравилось и не хотелось возвращаться, не говоря уже о лопарях и полночном солнце; помните шведский ресторан в Париже, так это жалкая имитация!..
Не собираетесь ли в Париж?
Пожалуйста, кланяйтесь жене и всем общим друзьям.
Сердечно Ваш
Впервые — Сов. славяноведение, 1975, № 2. С.92-93. Подлинник — Национальный музей им. Мицкевича (Варшава).
<Из Парижа в Варшаву,> 17/X <1929>
Дорогой Тувим,
спасибо от меня за издателя, от моего хунда[1385]
за поцелуй. Книга «10 лошадиных сил» только что вышла, и я пошлю ее Вам в ближайшие дни. Я не могу написать Штейнсбергу по той простой причине, что я не знаю адреса этого чудного человека, с которым мы так нежно пили водку в «Бристоле». Сообщите мне, пожалуйста, сей адрес или же попросите Штейнсберга прямо мне написать. Я предлагаю ему две книги: «10 л.с.» и «Заговор равных». Последнюю он, наверное, знает.<Живу я> туманно и, говоря по-местному, мэрдовато. Был как-то в ночном кабаке и, выпив сналса, вспомнил наше апремади[1386]
. Давайте-ка, Тувим, сюда, культурой и прочим соблазнять не <буду>. Это дело спорное, ну, конечно, тур д’эйфель, валери и так далее, но выпьем мы с Вами и, выпив, потолкуем.Обнимаю
Впервые — Сов. славяноведение, 1975, № 2. С. 94. Подлинник — Национальный музей им. Мицкевича (Варшава).
Рисунок Ю. Анненкова.
Париж
1930
<Из Парижа в Ленинграда 17/3 <1930>
Дорогой Евгений Иванович,
спасибо большое за письмо, которое очень меня обрадовало. Ваши прежние рассказы прошли с успехом, был ряд занятных статей (последняя, в журнале «Нувель ревю франсез»). Вторая книга намечена, но пока только в проекции. Когда выяснится точнее, сообщу. В американскую антологию советских писателей включен «Мамай».
Нет ли у Вас пьесы на русский сюжет для здешних театров — ищут. Я вот к этому делу, то есть к театру, вовсе не приспособлен.
Видали ли Вы антологии Познера[1387]
и «Малика»?Здесь стало скучновато, а главное, для нашего брата весьма неуютно. Я работаю, пишу. Теперь нечто вроде ублюдочного романа: борьба за рынки, спички, хлопок и пр.[1388]
Читали ли Вы отрывки, довольно жалко подобранные, из моей последней книги «10 л.с.»? Хотел там передать ужас перед машиной, по форме найти жанр, средний между романом и репортажем. Было это в «Кр<асной> Нови»[1389]. Жаль, что не могу Вам послать книгу[1390].Не теряю надежды скоро с Вами лично повидаться и вволю поговорить!
Сердечно Ваш
Впервые — НЛО, 19. С. 181. Подлинник — ИМЛИ Ф.146. Оп.1. № 12.
<Из Парижа в Москву,> 27 апреля <1930>
Дорогой Рюрик Абрамович,
давно я ничего о Вас не слыхал. Наверное, мастивитеете <так! —
В Париже все по-прежнему, то есть погановато, за исключением весны на редкость хорошей. Однако Монпарнас стал непроходим, как задняя площадка трамвая, и бедный Моня без крова.
Я все еще работаю, хотя неизвестно зачем. У нас <т. е. в СССР> меня не печатают. Нет ни любви, ни денег. Года же проходят, и все начинает основательно надоедать. Выстрел Маяковского[1391]
я пережил очень тяжело, даже вне вопроса о нем. Помните наш разговор в «кружке» о судьбе нашего поколения?.. Ну вот. Напишите хоть Вы что-нибудь утешительное!