Дай тебя забыть (СИ)

Парень только многозначительно хмыкнул. Я же продолжила перебирать фотографии, как оказалось, двух семей. Здесь была и моя бабушка, и дядя Стас, и даже снимок собаки.

— А что стало с Белочкой? — глотая слезы, снова взглянула на Пашу.

Она ведь была ещё молодой, и…

— Она под машину кинулась, когда отца не стало, — глухо отозвался Максимов.

Я, все же, не выдержала и бросилась в объятия парня, рыдая навзрыд. Это было нужно в первую очередь мне, потому что я вдруг осознала, что сегодня мне выпал тот самый шанс, наконец, проститься с прошлым.

— Мне так жаль, — шептала, утыкаясь мокрым лицом в рубашку блондина. — Мне так жаль.

Никаких других мыслей в голове не было, потому что единственное, о чем стоило сожалеть — это упущенное время для принятия, прощения и прощания.

Стало еще хуже, когда мне на спину легли сильные ладони и начали поглаживать, успокаивая. Мою кожу пекло в местах чужих касаний, а тело предательски отзывалось на них, несмотря на весь кавардак, творившийся в душе, и ноющее сердце в груди.

— Согласен, — тихо отозвался Максимов. — Тогда все было легко, все казалось возможным.

— Разве существует что-то, что невозможно, пока ты жив? — промямлила, глотая слезы.

Эту фразу любил повторять светловолосый мальчишка, когда успокаивал меня после очередной неудачи.

“Ну что ты пригорюнилась, прищепка?!” — задорно приговаривал Макс. — “Подумаешь, неудача. Это ведь не конец света! Пока ты жива, нет ничего невозможного, помни об этом!”

— Увы, — грустно усмехнулся Паша. — Как выяснилось — существует.

— И что это? — спросила, осознавая, что хожу по грани, словно, мне не следовало этого знать. Я даже мысленно умоляла блондина не отвечать, только он не услышал этого.

— Я никогда не смогу быть с любимой, — утыкаясь носом в мою макушку, чуть слышно пробормотал парень, крепче обнимая меня, словно, я могла как-то изменить это.

А я… Мне вдруг стало еще больнее. Хотя, чуточку яснее. Теперь, словно белый день, было понятно, почему Максимов нацепил на себя роль мерзавца, пусть это и не оправдывало его поступков.

Близкого мне, практически родного, человека пожирали изнутри горесть и мука. Чудовищно жить с таким грузом, наверное. Буквально на граммулечку я даже пожалела Натали, которую просто использовали.

— А она… жива? — с трудом выдавила из себя вопрос.

Паша вздрогнул.

— Лучше бы она умерла, — прошептал парень. — Тогда, я смог бы любить память о ней.

Я не знала, сколько мы простояли вот так, в объятиях друг друга, в тщетных попытках разделить боль на двоих. Только это оказалось невозможным.