Daigaku-kagami (СИ)

— Все нормально, Халлдор, — подал голос Хенрик. — Дай ему время.

— Помолчал бы, — шикнул на него тот.

Хансен виновато втянул голову в плечи, а Андресс почувствовал, как горлу подступает комок. Секунду он еще боролся с собой, но потом младший отвесил Хенрику подзатыльник, и Андресс расхохотался.

Он смеялся до слез, под удивленными взглядами всех, кто находился поблизости, смеялся до тех пор, пока Халлдор не положил ему руку на плечо, обеспокоенный его состоянием.

Истерика. Полный провал.

Но как же ему полегчало.

***

Они вернулись домой далеко за полночь. Халлдор всю дорогу молчал и рассматривал сделанные во время концерта фотографии, и Андресс прекрасно понимал его состояние — ему бы тоже было стыдно смотреть себе в глаза на его месте. Сам он, в отличие от брата, совсем не чувствовал напряжения. Ему понравился фестиваль, бесплатные напитки по флаерам, снимать природу и Халлдора, слушать, как он тихо подпевает, когда очередная группа исполняла известный кавер. Случившееся в самом начале казалось чьей-то глупой шуткой, сном — он собирался забыть обо всем, как сделал раньше.

Андресс уже собирался спать, когда к нему на матрац присел Халлдор — он выглядел напряженным и решительным. Милый, милый, маленький братец…

— Тоже хочешь извиниться? — не удержался он.

Халлдор пожал плечами.

— Тебе это было нужно.

— Это было нужно ему, — Андресс тяжело улыбнулся. — И ты прекрасно это знаешь.

— Вам обоим, — отрезал Халлдор. — Я поступил так, как считал правильным. До сих пор считаю.

Он избегал смотреть на Андресса, хмурился и кусал губы.

— Лгал мне столько времени, — Йенсенн ласково провел по плечу брата. — Предал меня. И все ради него?

— Не только ради него. Ради тебя тоже.

— Ты же понимаешь, что сделал что-то плохое, верно? — вкрадчиво спросил Андресс. — Непростительное, Халлдор.

Он укоризненно посмотрел на брата, и с любопытством отметил пламя в его глазах.

— Я знаю, что сделал. И знаю, зачем и почему. А ты… мог бы просто сказать «спасибо».

Андресс прикрыл глаза, глотая обидные слова. Успокоил дыхание, успокоил разум, отстранился от чувств, разрывавших грудь. Вздохнул.

— Спасибо.

В ответ Халлдор сжал его в объятиях, что-то прошептал в шею и щекотно фыркнул. Андресс поднял руки, осторожно прижимая Халлдора к себе. Во всей этой ситуации был один решительный плюс — никакой девушки у Халлдора на самом деле не было. А значит — все возможно.

— Еще кое-что, — отстранившись, пробормотал Халлдор, старательно пряча взгляд.

На его щеках играл румянец, и Андресс уже мысленно приготовился еще раз избить Хенрика. С него бы сталось совратить такого невинного и наивного мальчика, как Халлдор.

— Однажды в разговоре Хансен случайно обмолвился…

Этот тон не понравился Андрессу намного больше, чем собственные мысли. Он чувствовал, о чем пойдет речь, и затянувшееся молчание Халлдора было тому лучшим подтверждением.

— Он сказал, что ты испытываешь ко мне романтические чувства! — выдал Халлдор.

Он покраснел еще сильнее и выглядел совсем растерянным. А Андресс почувствовал, как земля уходит из-под ног — и плевать, что он сидел в кровати.

— Извини, но я не могу ответить тебе взаимностью, — продолжил Халлдор. — Я всегда относился к тебе, как к старшему брату, ты был моим примером для подражания. Я безмерно люблю тебя и уважаю, но…

Он поднялся с кровати и низко, на японский манер, поклонился. Андресс спрятал трясущиеся руки под одеялом и сжал губы так сильно, что они онемели.

Больно. Как же больно…

— Ничего, — на выдохе ответил он. — Я никогда не ждал от тебя взаимности, глупенький.

Во взгляде Халлдора отчетливо читались сочувствие и жалость. Но он промолчал — кивнул и поднялся к себе.

Андрессу было стыдно — так стыдно, что он готов был исчезнуть, лишь бы никогда снова не сталкиваться с Халлдором взглядами. И больно. Дыра в груди — конечно, больно.

========== Действие двенадцатое. Явление I. Дорога тысячи огней ==========

Действие двенадцатое

Явление I

Дорога тысячи огней

Стояла невыносимая жара, какая только могла быть в середине августа в Японии. Солнце — огромное ослепительное пятно в голубом, без единого облачка, небе — беспощадно испепеляло и без того сухую землю лучами, несущими смерть всему живому. Даже в тени деревьев спасения от него не было: туда, куда не попадал прямой солнечный свет, проникал раскаленный воздух, такой горячий, что очертания предметов в нем расплывались, а границы смазывались. Храбрецы и безумцы, рискнувшие покинуть свои комнаты в полуденный час, уже через пару минут пребывания под палящим солнцем обливались потом, обгорали и молили о пощаде. В унисон с ними стрекотали цикады — настолько громко, что даже закрытое окно не спасало от их несмолкающего пения.