ДайсМен или человек жребия

— Мне больше не хочется трахаться, — сказала она, но, увидев хмурое лицо доктора Райнхарта, улыбнулась и подумала, что начинает понимать достоинства дайс-жизни. Но прежде чем она смогла позволить большей части своей личности заняться делом, доктор Райнхарт заговорил.

— Теперь мы можем бросить Жребий, чтобы определить, как мы будем заниматься любовью.

Она заколебалась.

— Что? — сказала она.

— Есть бессчетное множество способов совершить половой акт; каждый из этих способов привлекателен для разных частей наших личностей. Нужно, чтобы решение принял Жребий.

— Понятно.

— Прежде всего, кто из нас будет сексуальным агрессором, я или ты? Если Жребий скажет нечет…

— Погоди. Я начинаю понимать эту игру. Я тоже хочу играть.

— Вперед.

Миссис Экштейн взяла оба кубика и сказала:

— Единица означает, что мы займемся любовью тем странным способом, который тебе вроде бы нравится.

— Прекрасно.

— Двойка означает, что я лягу, а ты будешь работать руками, ртом и Джоцни Яблочным Семечком[94] над каждой частью моего тела, пока я больше не смогу этого выносить и не потребую чего-нибудь другого. Тройка…

— Или лучше мы опять бросим Жребий.

— Тройка… Дай подумать: ты играешь с моей грудью пять минут.

— Дальше.

Миссис Экштейн поколебалась, а потом ее лицо медленно расплылось в улыбке.

— Мы должны всегда давать решать Жребию, так? — спросила она.

— Верно.

— Но мы контролируем варианты.

— Очень хорошо.

Она улыбалась счастливо, будто ребенок, который только что научился читать.

— Если выпадет четверка, пятерка или шестерка, это значит, что мы должны попробовать сделать ребенка.

— Что?! — сказал доктор Райнхарт.

— Я вынула ту резиновую пробку, которую Джейк велел доктору в меня вставить, и думаю, у меня только что была овуляция. Я читала книгу, и там рассказывалось о двух лучших позах, чтобы сделать ребенка.

— Понятно. Арлин, я…

— Мне бросать?

— Подожди.

— Чего?

— Я… я думаю.

— Дай мне кубики.

— Я полагаю, что ты немного передернула с шансами, — сказал доктор Райнхарт со своей привычной профессиональной невозмутимостью. — Давай так: если это шестерка, мы будем пробовать одну сексуальную позу за другой, следуя списку из шести поз, который мы составим. Две минуты на каждую. Пусть оргазмы случаются, когда придется.

— Но четверка и пятерка всё равно означают, что мы делаем ребенка?

— Да.

— Хорошо. Бросаю?

— Давай.

Миссис Экштейн бросила кубик. Выпала четверка.

— Ах-х, — сказал доктор Райнхарт.

— Ура! — сказала миссис Экштейн.

— А что это за две позы, которые рекомендуют медики? — с некоторым раздражением спросил доктор Райнхарт.

— Я покажу. У кого будет больше оргазмов, тот выиграл.

— Выиграл что?

— Не знаю. Пару кубиков.

— Понятно.

— Почему мы не начали эту терапию раньше? — спросила миссис Экштейн. Она быстро раздевалась.

— Ты понимаешь, — сказал доктор, не спеша готовя себя к операции, — что после того, как мы один раз займемся любовью, мы должны опять проконсультироваться со Жребием.

— Конечно, конечно, иди сюда, — сказала миссис Экштейн, и вскоре усердно занялась с доктором Райнхартом интенсивной дайс-терапией. В 11 утра доктор Райнхарт позвонил секретарю, чтобы сообщить, что, поскольку этим утром он проводит особенно глубокое исследование и поскольку его работа может принести долгосрочные плоды, необходимо отменить сеанс с мистером Дженкинсом, дабы он и миссис Экштейн могли продолжить работу.

В полдень миссис Экштейн, сияя, покинула кабинет доктора. История дайс-терапии началась.

31

Профессор Орвилл Богглз из Йеля попробовал ее пройти; Арлин Экштейн нашла ее эффективной; Терри Трейси с ее помощью вновь обрела Бога; пациент Джозеф Специо из больницы Квинсборо думал, что это заговор, имеющий целью довести его до безумия: дайс-терапия медленно, но уверенно, без ведома моей жены и коллег, набирала силу; но «Великий колумбийский копуляционный беспредел» достиг кульминации и сошел на нет. Две девушки из колледжа Барнарда[95], которые поодиночке получили инструкции вступить друг с другом в лесбийскую связь, пожаловались своему декану, и та быстро принялась за расследование. Хоть я и заверил ее, что мы с доктором Феллони — добросовестные профессионалы, члены Американской медицинской ассоциации, состоим в республиканской партии и находимся не более чем в умеренной оппозиции к войне во Вьетнаме, она, тем не менее, сочла эксперимент «подозрительно скандальным», и я его прекратил.

На самом деле все запланированные встречи уже состоялись. Менее шестидесяти процентов из них прошли, как ожидалось, и я вместе с двумя аспирантами несколько недель занимался тем, чтобы попытаться собрать папки с заполненными анкетами и проинтервьюировать наших лаборантов; но эксперимент был завершен. Когда осенью я опубликовал статью о нашей работе (доктор Феллони отказалась иметь какое-либо отношение к статье или эксперименту), она наделала кое-какого шуму и стала одной из улик, использованных моими врагами, чтобы изгнать меня из АМА.