На следующее утро мои уши, шея, плечи и спина выглядели так, будто я провел ночь, борясь с тридцатью тремя котятами в зарослях колючего кустарника, обмотанного колючей проволокой, причем в сильный град. Я был весь в крови, а Лил осталась непокоренной. Но хоть она и была холодна и сдержанна, она все же выслушала мой долгий научный отчет, сначала в автобусе, а потом во время полета назад в Нью-Йорк, и пусть ее вроде бы не впечатлили мои утверждения о невиновности в связи с Арлин, часть ее поверила остальному. Я ничего не сказал ей о
— Хватит, Люк, — сказала она, когда в первый день дома на Манхэттене я уходил на работу. — Хватит. С этого момента ты нормальный, эксцентричный, скучный доктор Райнхарт или с меня довольно.
— Хорошо, дорогая, — сказал я (жребий выбрал двойку) и ушел.
37
Д
октор Райнхарт должен был понять, когда миссис Экштейн вызвала его в ту среду и усадила на свой диван в гостиной, что случилась беда. Они не встречались у нее дома с того дня, как она начала проходить у него терапию. Впустив его, она степенно уселась на диван, скрестила руки на груди и опустила глаза. Мужского кроя серый костюм, очки и убранные в строгий пучок волосы делали ее удивительно похожей на распространителя баптистских брошюр.— У меня будет ребенок, — тихо сказала она.
Доктор Райнхарт сел на противоположном краю дивана, откинулся и машинально положил ногу на ногу. Он безучастно посмотрел на стену напротив, где висела древняя литография королевы Виктории.
— Я рад за тебя, Арлин, — сказал он.
— У меня уже второй месяц подряд нет менструации.
— Я рад.
— Я спросила
— Эдгаром.
— Эдгар Экштейн.
Они сидели неподвижно и не смотрели друг на друга.
— Я дала Люциусу десять шансов, но
— Ах-ха. Молчание.
— А что, если это девочка? — через какое-то время спросил доктор Райнхарт.
— Эдгарина.
— Ах-х.
— Эдгарина Экштейн. Молчание.
— Ты счастлива, Арлин?
— Да.
Молчание.
— Но еще не решено, кто отец, — сказала миссис Экштейн.
— Ты не знаешь, кто отец? — спросил доктор Райнхарт, выпрямляясь.
— Конечно, знаю, — сказала она и с улыбкой повернулась к доктору Райнхарту. — Но я еще не предоставляла жребию решить, кого я должна назвать отцом.
— Понятно.
— Я решила дать тебе два шанса из трех.
— Ах-х-х.
— Джейк, разумеется, получит один шанс из шести.
— Гм.
— И я решила дать «кое-кому, кого ты не знаешь» один шанс из шести.
Молчание.
— Тогда
— Да.
— А как насчет аборта? Ты только на втором месяце, ты просила
— Конечно, — сказала она, снова улыбнувшись. — Я дала аборту один шанс из двухсот шестнадцати.
— Ах-х.
—
— Мм.
Молчание.
— Итак, через семь месяцев ты собираешься родить ребенка.
— Да. Разве это не чудесно?
— Я рад за тебя, — сказал доктор Райнхарт.
— А после того, как я выясню, кто отец, нужно будет, чтобы
— Гм.
— А потом
— Гм.
— Но прежде он должен сказать мне, следует ли мне сказать Лил про ребенка.
— А.
— И должна ли я сказать Лил, кто отец.
— Гм.
— Это всё прелесть как увлекательно.
Молчание.
Доктор Райнхарт достал из кармана пиджака кубик, потер его в ладонях и бросил на диван между собой и миссис Экштейн. Выпала двойка.
Доктор Райнхарт вздохнул.
— Я рад за тебя, Арлин, — сказал он и медленно осел на диван, его пустые глаза автоматически повернулись к пустой стене напротив, где висела только древняя литография королевы Виктории. И улыбалась.
38
К
несчастью для нормального прежнего Люка Райнхарта, а также его друзей и поклонников, кости всё катились и катились, а июнь стал «Национальным месячником ролевых игр» и требовал слишком много. Мне было приказано регулярно консультироваться со Жребием и менять роль, которую я должен был исполнять, каждый час, каждый день или каждую неделю. Предполагалось, что я расширю набор своих ролей и, может быть, даже доберусь до пределов податливости человеческой души.Возможен ли вообще всецело