ДайсМен или человек жребия

— Нет, не совсем, — говорит пылкий доктор Дарт. — Видите ли, доктор Райнхарт есть своего рода неудачник от шизофрении, если позволите мне такой неологизм. Его религия разрешила ему делать то, на что не способно большинство шизофреников: она оправдывает и соединяет его расщепленную личность. Без своей религии Жребия он был бы лишь безнадежно говорливый маньяк. С ней он может функционировать, — конечно, функционировать как цельный, шизофреничный неудачник, но всё же функционировать.

— Я нахожу, что его молчание сегодня бессмысленно, оскорбительно и представляет собой пример бегства от действительности, — говорит раввин Фишман.

— Он боится оказаться лицом к лицу с… хм-м… американскими людьми из-за чудовищности его… хм-м… греха, — говорит отец Вулф. — Он не может дать правдивого ответа.

— Доктор Райнхарт, вы хотите ответить на эти обвинения? — спрашивает миссис Виплтон.

[Камера показывает Р., он медленно вынимает изо рта трубку и по-прежнему смотрит на зрителя.]

— Да, — говорит он.

Молчание. Пять секунд, десять. Пятнадцать.

— Но как?

Мы видим, как доктор Райнхарт во второй раз наклоняется, трет в руках и бросает кубик на стол рядом с нетронутой чашкой коричневой жидкости. Крупным планом результат: двойка. Без всякого выражения Р. возвращается в свою благожелательную безмятежность, которая струится от него к зрителям у телеэкранов.

Раввин Фишман начинает говорить, и на экране появляется его лицо.

— Это и есть тот самый род слабоумия, который привлекает тысячи? Это выше моего понимания. Люди умирают от голода в Индии, страдают во Вьетнаме, у наших черных братьев по-прежнему есть законные претензии, а этот человек, доктор, заметьте, попыхивает здесь незажженной трубкой и играет с кубиками. Как Нерон играл на лютне, когда горел Рим.

— Он… э-э… хуже, раввин, — говорит отец Вулф. — Нерон впоследствии отстроил Рим. Этот человек умеет только разрушать.

Говорит доктор Дарт:

— Отчужденный шизоид воспринимает и себя, и других как объекты и не способен устанавливать отношения с другими людьми, кроме как с точки зрения мира его фантазий.

— А мы не в мире его фантазий? — спрашивает миссис В.

— Мы в нем. Он думает, что своим молчанием манипулирует нами.

— Как мы можем его остановить?

— Храня молчание.

— О.

Говорит раввин Фишман:

— Может быть, нам стоит поговорить о чем-то другом, миссис Виплтон. Не могу видеть, как ваша прекрасная программа губится полоумным.

[Доктор Райнхарт появляется и остается на экране в течение всего следующего эпизода, его глаза и трубка нацелены на зрителя.]

— О, благодарю вас, раввин Фишман, за вашу чуткость. Но думаю, мы должны попытаться проанализировать религию доктора Райнхарта. Спонсор заплатил именно за это.

— Заметьте, у него нет тика, — доктор Д.

— Что это значит? — раввин Ф.

— Он не нервничает.

— О.

— Я бы хотел ответить на ваш второй вопрос, миссис Виплтон. [отец В.]

— Э-э-э… на какой именно?

— Второй вопрос можно сформулировать таким образом: «Боже мой, наверное, мы должны обсудить, почему религия Жребия привлекает некоторых людей».

— О да.

— Могу я ответить сейчас?

— О да, пожалуйста. Продолжайте. Обвиняющий голос отца Вулфа резко звучит с экрана, с которого смотрит доктор Райнхарт:

— Дьявол всегда искушал людей через яркие личины… э-э… посредством хлеба и зрелищ… э-э-э… и пустых обещаний… хм. Я думаю…

— Вот интересно, а если он никогда не выйдет из этого состояния? — перебивает раввин Фишман.

— Прошу прощения! Я говорю, [отец Вулф].

— О, он из него выйдет, — говорит доктор Дарт. — Постоянный кататоник выглядит более напряженным, но менее настороженным. Райнхарт же, очевидно, просто притворяется.

— Как людей может интересовать такая чушь? — спросил раввин Фишман.

— Я полагаю, он не всегда такой, не так ли? — спрашивает миссис Виплтон.

Говорит отец Вулф:

— Перед тем как мы вышли в эфир, он довольно мило поговорил со мной, но ему не удалось меня одурачить. Я знал, что это всего лишь… э-э… хм… уловка.

— Доктор Дарт, может быть, вы хотели бы прокомментировать, чем религия Жребия привлекает своих последователей, — говорит миссис В.

— Смотрите, он опять выдыхает, — говорит раввин Фишман.

— Не обращайте на него внимания, — говорит доктор Дарт, — мы ему подыгрываем.

Говорит отец Вулф:

— Миссис Виплтон, я должен обратить ваше внимание, что вначале вы попросили меня ответить на этот вопрос и что доктор Дарт грубо меня перебил, прежде чем я успел закончить.

[Тишина. Теперь на экране миссис Виплтон. Открыв от изумления рот, она смотрит вправо.]

— О Боже, — говорит она.

— Господи Иисусе, — раздается за кадром голос кого-то из участников.

[Грохот, два или три женских вопля в зрительном зале.]

— Что, черт возьми, происходит?

— ОСТАНОВИТЕ ИХ! [Бам!]

Мы видим миссис Виплтон, по-прежнему с открытым ртом, она поднимается и нервно крутит в руках микрофон. Пытается улыбнуться:

— Уважаемая публика, будьте добры…

— А-а-а-ааааааааааааххх… — долгий крик.

— Заткните ее!