ДайсМен или человек жребия

[Камера резко отъезжает и дает общий план зрительного зала. Останавливается на двух вооруженных мужчинах, один белый, другой негр; они стоят у дверей в конце зала, один что-то высматривает, другой бросает гневные взгляды на публику. Затем, по неясным причинам, камера возвращается к доктору Райнхарту; он вынимает изо рта трубку, выдыхает воздух и возвращает трубку в рот, чтобы продолжить ее жевать.]

— Бобби взял лифты?

— Мы в эфире?

[Бах, бах-ба-бах.]

— А если они взяли Бобби?

— Оставайтесь на местах! Оставайтесь на местах или мы будем стрелять!

— Мы в эфире?

— Пойди, спроси Эрика, что…

Бам-бам-бам-бам-бам.

— Осторожно!!

[Снова грохочут выстрелы, Райнхарт исчезает с экрана, сменившись вооруженным мужчиной; он падает [хватаясь за живот]. Двое мужчин с пистолетами стреляют куда-то мимо публики. Один из них со стоном падает. Другой прекращает стрелять, но продолжает всматриваться во что-то.]

— Мы в эфире? — раздается опять мужской голос.

[Добродушное лицо доктора Райнхарта вновь появляется на домашнем экране. Но не по центру, поскольку камера, которая случайно наведена на него и случайно передает изображение в эфир, брошена оператором. Теперь он сидит тихо среди публики, пытаясь выглядеть естественно, но поскольку все остальные зрители в ужасе, он заметен, как голый на похоронах.]

— Так, Чарли, наводи свою камеру сюда; наши парни в аппаратной сделают остальное.

— Где Малколм? Он собирался представить Артуро.

— У него… у него…

— О. Да.

— Леди и джентльмены, Артуро Икс.

С экрана по-прежнему смотрит доктор Райнхарт.

— Я в эфире? — слышится чей-то голос.

— Он в эфире?

Доктор Райнхарт выдыхает.

— Где Эрик?

— Да что с вами, парни, черт возьми? — кричит кто-то.

[Камера перемещается на сплетенные ноги раввина Фишмана, а затем на Артуро Икс, он напряжен, стоит спиной к камере и смотрит в сторону аппаратной.]

— Ты в эфире, — раздается приглушенный крик. Артуро разворачивается к камере.

— Черные братья и белые ублюдки мира… Вокруг его шеи возникает рука в серой фланели и белая кисть; вплотную за лицом Артуро видно лицо доктора Дарта.

— Брось пистолет, ты, или я пристрелю этого человека, — говорит доктор Дарт кому-то справа.

— В аппаратной, ты! — кричит доктор Дарт. — Ты! Брось пистолет и выходи с поднятыми руками.

Лицо Артуро становится не таким напряженным, и зритель замечает, что доктор Дарт выглядит так, словно душат его. Мы видим длинную руку в черном костюме и громадную белую кисть, крепко охватившую его шею, а рядом с лицом доктора Дарта появляется лицо доктора Райнхарта, он по-прежнему с трубкой во рту и смотрит доброжелательно. Артуро вырывается из рук Дарта, и зритель видит в другой руке доктора Райнхарта пистолет, который утыкается доктору Дарту в бок.

— Куда мне стрелять? — слышится голос за кадром.

— Стреляй в меня, — говорит Артуро.

[Камера медленно переходит от спокойной борцовской позы двух психологов, скользит по полным ужаса и замешательства лицам миссис Виплтон и раввина Фишмана, по опустевшему стулу отца Вулфа и останавливается на Артуро, он всё еще тяжело дышит, но смотрит в камеру пристально и искренне.]

— Черные ублюдки и белые братья мира… — начинает Артуро. По его лицу пробегает страдальческое, недоуменное выражение. Он говорит: — Черные братья и белые ублюдки мира, сегодня мы захватили эту телепрограмму, чтобы донести до вас некоторые истины, которых вам не скажут ни в одной программе, разве что под дулом пистолета. Черный человек…

[Ужасный взрыв в задней части студии прерывает Артуро. Вопли. Одиночный «бах».]

— Пожар!!

[Слышны вопли, несколько голосов подхватывают крик о пожаре. Артуро смотрит направо и орет:

— Где Эрик?]

— Выбираемся отсюда! — кричит кто-то.

Артуро нервно поворачивается к камере и начинает говорить о том, как сложно быть черным человеком в белом обществе и как сложно найти способ сообщить о своих бедах белым угнетателям. Перед ним плывет дым, а кашель, звучавший раньше только время от времени, теперь раздается за кадром с пулеметной регулярностью.

— Слезоточивый газ, — кричит кто-то.

— О нет, — кричит женщина и начинает рыдать.

Бах. Бабах.

Снова вопли.

— Уходим!

Артуро, постоянно бросая взгляды направо и время от времени замолкая, продолжает свою речь, всякий раз, когда находит время, искренне глядя в камеру.

— …Угнетение настолько всеобъемлюще, что ни один черный человек не может сделать и вдоха без того, чтобы десять белых не стояли на его… груди. Никогда больше не будем мы покорно пресмыкаться перед белыми свиньями! Никогда больше не будем мы соблюдать законы белой несправедливости! Никогда больше не будем мы притворно улыбаться и вилять хвостом перед… осторожно, Рэй!.. Там!., перед… э-э… белыми людьми, где бы то ни было. Мы больше не пойдем на унижения. Ни один белый, ни один белый… Рэй! Там! [Обмен выстрелами за кадром; Артуро пригибается, на его лице — смесь ужаса и ненависти, но он продолжает свою речь, невзирая ни на что.]