Обслуживающие штаб бойцы превратились в официантов и наливают для двух десятков господ офицеров шампанское. На единственном круглом столике, поставленном перед командиром части, на подносе поданы тарталетки с икрой. До нас доносятся возгласы делать ставки, но раскатистое Батино: «Отставить! Чай не на ипподроме!» заставляет инициаторов заткнуться.
Прапорщик жутко недоволен растянувшимся завозом новобранцев. От него требуют обучить в кратчайший срок и в то же время новеньких подвозят и подвозят. Только одних чему-то обучил, нужно переходить к следующему этапу обучения и снова привезли новеньких.
Костин выкручивается, разбивает нас уже на 4 группы, постоянно вспоминая о прошлых призывах, когда роту завозили одним махом или за 2–3 дня в несколько подходов.
Сейчас прапорщик снова озадачен. Со Светом выше среднего — никого. Плюс имеется существенная разность подготовки. Пробежав взглядом по разбитой на пятерки роте, он в итоге вызывает первую справа, решив, наверное, что какая разница. Вперед, как будто на расстрел, робко подаются парни из вчерашнего пополнения.
— На исходную! — командует Костин.
Мы становимся в ряд метрах в 5 друг напротив друга. Прапорщик становится между нами и принимается разъяснять правила спарринга:
— Свет не призывать. К способностям не обращаться. Только чистый бой, без грубостей. Сломали ногу, руку, челюсть — сразу в сторону. Упал — не добивать. С ним — все, он выбывает. Если с одной стороны уходит человек, то вторая сторона тоже на выбор убирает одного. Должно быть равное количество. Вроде все сказал. С Богом.
Прапорщик отходит в сторону и дает отмашку: «В бой!»
Мы и противники слегка отступаем. Ни мы, ни тем более они, не решаемся атаковать с ходу. Не знаю, как у кого, у меня нет никакого настроя драться. Никто из них не сделал мне ничего плохого. А просто так разбивать в кровь лицо и ломать кости, мне — западло.
Я не стремлюсь вперед, и мои парни медлят. Даже у обычно лезущего во все дырки Синицына нет желания переходить в наступление. Хотя в его случае действует другое правило. Сунуться раньше остальных означает принять на себя первые, самые мощные удары. А он лис хитрый. В таком деле ему проще быть вторым, третьим, пятым. Когда начнется замес, он будет выискивать места полегче. Потому что кроме хитрости и наглости перед противниками у него больше нет других преимуществ.
— Господа! Давайте пусть на интерес сделаем ставки! Или поспорим, в конце концов! Ну что мы в самом деле! — раздается со стороны офицеров.
— Что тут спорить? Пятерка вон с тем почти чистым станет победителем.
— А какой смысл выставлять в пятерке почти чистого против пятерки бледноты? Если бы он выступил один — другое дело. Получился бы отличный бой. Антон Сергеевич, как считаете? — обращаясь к Бате, умничает еще кто-то и его начинают поддерживать остальные офицеры.
Я все еще медлю. Глядя на меня, медлят и парни. Противники изначально сникли, поставив на себе крест, так что ни о какой атаки с их стороны не может быть и речи. Они стоят и ждут расправы.
— Остановить, — вполголоса произносит Батя и за ним громко повторяет прапорщик. Он бежит к полковнику, но на подступах его останавливает офицер и что-то говорит. Костин слушает, кивает и, возвращаясь к нам, доводит новую вводную:
— Кроме Черновола, остальным в строй. Андрей, ну а тебе придется одному выстоять.
Сука… Ну и подстава. Настроение тут же меняется от вполне нормального до взбешенного. А отвертеться — не вариант. Не скажешь же командиру части: «Простите ваше высокоблагородие и идите на*уй с вашими поединками».
Но просто так сглатывать то же не могу.
— И что мне каждый раз выходить против пятерых? — спрашиваю с возмущением у прапорщика. — Это несправедливо!
Костин оборачивается и переспрашивает у офицеров.
— Да ему хотя бы против этих выстоять, — усмехается Батя.
— Один спарринг, — разъясняет прапорщик и, по-моему, сам за меня радуется. — Все, на исходную!
Мои ребята бросают на меня взгляды. Читается что-то матерное с общим смыслом — держись. Они уходят к остальной роте, оставляя меня одного.
А противники-то оживляются.
Повеселели!
Костин дает отмашку:
— В бой!
Ну сволочи, ты посмотри на них, сразу сообразили, что делать.
Стали меня окружать.
— Светлый, не подведи, давай! — кричит кто-то из офицеров со смехом.
«Как бы дать тебе самому по самые не балуйся, — мысленного говорю сам с собой. — Устроили себе представление, пи**ры»
Естественно, кто сзади пристроился, пытаются уловить момент и атаковать. Мне приходится крутиться на месте и смотреть по сторонам. Сам себе напоминаю зверька, затравленного псами.
У меня больше Света, а значит быстрее реакция, сильнее удары. Один на один у ни кого из них нет шансов победить. И у двоих нет. Трое — уже вполне. А тут пятеро. На их стороне мощный перевес в количестве.
— Ну что, как думаете, сколько продержится? Минуту или две?
— Да если так будут стоять и час могут нам пляски устраивать.
— Господа, я уже давно заметил, с каждым новым призывом бойцы мельчают. Нет в них духа. Одна размазня.
— Эй, прапорщик! Долго они у тебя будут телиться?!