Дайте жить детям (сборник)

Короче говоря, воспитательная система естественных последствий менее портит характер, во-первых, потому, что на нее смотрят как на безусловную справедливость, и еще потому, что она личное вмешательство родителей заменяет безличным вмешательством природы.

Отсюда следует ясный вывод, что при такой системе отношения между родителями и детьми, становясь более дружественными, имеют гораздо больше силы.

Гнев в родителях и в детях, откуда бы он ни происходил, против кого бы ни был направлен, всегда вреден. Но гнев родителей против детей или детей против родителей особенно вреден, так как он ослабляет те узы симпатии, которые необходимы для благотворного контроля.

В силу ассоциации идей отсюда следует, что как молодые, так и старые, начинают чувствовать антипатию к тому, что на практике сопряжено обыкновенно с неприятными чувствами. И там, где прежде существовала привязанность, она уменьшается или же превращается в антипатию сообразно с количеством полученных тягостных впечатлений.

Родительский гнев, изливающийся в выговорах и наказаниях, не преминет вызвать охлаждение в детях, если будет часто повторяться. Злопамятство же и надутый вид детей непременно ослабят чувство привязанности к ним и могут даже совсем его уничтожить.

Отсюда многочисленные случаи, когда к родителям (отцам в особенности, которые занимаются обыкновенно приведением в исполнение наказаний) относятся равнодушно, если только не с антипатией. Отсюда же не менее многочисленные случаи, когда на детей смотрят как на божеское наказание.

Убедившись, как это всякий должен сделать, в том, что такого рода отчуждение гибельно для здорового нравственного воспитания, родители обязаны, следовательно, стараться избегать поводов к открытому антагонизму с детьми. Они должны поэтому с полной готовностью прибегнуть к системе естественных последствий. Освобождая детей от карательных обязанностей, она устраняет взаимное раздражение и отчуждение.

Система нравственного воспитания путем естественных последствий, система, приспособленная самой природой как для детей, так и для взрослых, приложима также, как мы видим, к промежуточному возрасту между детством и юношеством.

К числу преимуществ этого метода относятся следующие.

Во-первых, он сообщает рациональное понятие о правильных и неправильных поступках, что достигается личным опытом их дурных и хороших последствий.

Во-вторых, ребенок, испытывая только тягостные последствия своих же собственных поступков, должен с большей или меньшей ясностью признать справедливость этих наказаний.

В-третьих, признавая справедливость возмездия и получая их не от личности, а через посредство окружающих предметов, он при этом не так портит свой характер. Родители же, давая ему чувствовать естественную кару, исполняя таким образом сравнительно пассивную обязанность, сохраняют относительное душевное спокойствие.

В-четвертых, при устранении взаимных раздражений между родителями и детьми устанавливаются более счастливые, более влиятельные отношения.

«Но что, – спросят, – делать при более серьезных проступках? Как приводить этот план в тех случаях, когда совершается маленькая кража, или говорится ложь, или же ребенок дурно обращается со своим маленьким братом или сестрой?»

Прежде чем ответить на эти вопросы, рассмотрим подробно несколько убедительных фактов. Один из наших знакомых, поселившись в семье шурина, занялся воспитанием своих маленькой племянницы и племянника. Следуя, быть может, скорее природному влечению, чем строго обдуманным доводам, он повел дело в духе вышеизложенного метода.

Дома дети были его воспитанниками, вне дома – его товарищами. Они каждый день ходили с ним на прогулки и ботанические экскурсии, усердно разыскивали для него растения, следили, как он их рассматривает и определяет, и так или иначе всегда черпали в его обществе удовольствие и пользу.

Короче говоря, он стал им в нравственном смысле гораздо ближе, чем были отец с матерью.

Рассказывая нам о результатах такой методы, он в числе других примеров привел следующий. Раз вечером ему понадобилась какая-то вещь, лежавшая в другой части дома, он попросил племянника принести ее. Мальчик, в ту минуту заинтересованный какой-то игрой, выразил неохоту или совсем отказался идти, теперь уже не помним этого. Дядя не выносил каких бы то ни было принудительных мер и сам пошел за той вещью, выразив только всем своим видом неудовольствие, доставляемое ему таким поведением.

Когда позже, вечером, мальчик предложил дяде заняться обычной игрой, тот холодно отклонил это предложение, выражая свою холодность в той именно мере, в какой она была естественным образом возбуждена в нем. Тем самым он дал мальчику почувствовать неизбежные последствия его поведения.