Даю слово

— Забросим Никиту в детский сада, а сами в офис. Я быстренько проведу совещание и до вечера уеду по делам. Но после работы я тебя подхвачу, и мы вместе заберём этого парня, — киваю на пацана, замечая, как сжалась моя девочка. Подхожу ближе, обнимаю и шепчу в самое ухо. — Ту тварь отследили по камерам, поймали и посадили в клетку, из которой он больше не выберется. Тебе больше нечего бояться.

— Хорошо, — кивает она, начиная собираться, видимо, прокручивая сказанное мной и перекладывая мысли.

Я спешу. Поэтому даже лично завёл Никиту в детский сад, потому что рядом со мной он прекращает капризничать и ведёт себя как настоящий солдат. И наверное, впервые за пять лет это было самое быстрое и спокойное совещание, без моих криков и подкашивающихся коленок подчинённых. Строго по делу, конструктивно и сдержанно. В десять утра со своими людьми я уже ждал в гараже. И когда подъехал белый фургон, мой водитель сел за руль, и мы с ребятами двинулись за ним.

— За лошадей договорились? — киваю я Кириллу.

— Всё схвачено.

Мы выехали далеко за черту пригорода. Я выбрал чистое поле, подальше от людских глаз. Открыв двери фургона, парни вытащили это чмо содрав мешок с его головы. Скользкий, омерзительный взгляд, посредственная внешность, намечающиеся залысины, поджарый, невысокого роста. Смотрит на меня и понимает, что сегодня он сдохнет.

— Хотелось бы мне сказать, что, если будешь вести себя тихо умрёшь быстро, а если будешь вырываться подыхать будешь мучительно, — обратился я к нему. — Но это не про твой случай. Подыхать ты будешь в любом случае долго и мучительно за то, что четыре года назад изнасиловал девушку. За которой ты, падаль, вчера следил. Ты не заслуживаешь, чтобы тебя судили, потому что наш самый гуманный суд в мире даст тебе пожизненное и ты будешь незаслуженно жрать казённые харчи. Мы тебя осудим и накажем по-своему. И права сказать своё последнее слово у тебя тоже нет, — упёрся я взглядом на его заклеенный рот.

Один конец верёвки стянул его щиколотки, второй конец надёжно привязан к седлу. Вскочив в седло, я пришпорил коня, и мы потащили это тело за собой по мёрзлым кочкам. Я не стал марать об него руки, гонял коня до тех пор, пока эта двуногая скотина в человеческом обличье не испустила дух.

— Зарыть в лесу, как собаку! — бросив приказ, испытываю настоящее облегчение, что земля больше не носит такого урода. Ударив по газам, я помчался к своей Злате, зная, что она ждёт, что теперь она моя и впереди у нас целая жизнь.

Глава 18

После нашего ночного разговора, после того как я, конечно, как смогла рассказала ему о … том случае, Захар изменился. Его взгляд стал другим. Я это тут же уловила, заглянув спросонья на кухню. Это была не жалость, нет. Это была теплота. Но до этого дня я не знала, что у теплоты человеческого взгляда бывает градус и густота. Он укутывал меня этим взглядом, согревал, вселял ощущение невесомости. Но в уголках его губ и глаз проступает решимость. О чём он так усиленно размышляет? И что странно, меня уже не удивляет его пост у моей плиты. Так приятно видеть его, так приятно хотеть его обнять, так приятно прижиматься к этому сильному телу. Как … я раньше вообще существовала без него?

— А мы разве на работу сегодня не пойдём? — мне не хочется думать о вчерашнем. Хватит того, что видимо он постоянно об этом думает. Но я должна знать, что происходит. К чему готовиться и когда сойдёт напряжение, потому что оно во всём, в том, как он держит спину, в изгибе брови, в быстрых взглядах на телефон.

— Сегодня мы все побудем дома, — даже голос у него и тот изменился. И я уже люблю эту его интонацию…. Люблю? Я поражённо замираю, в полушаге от него. Захар тянет ко мне руку, чтобы я присела рядом с ним, а я таращусь на него, словно вижу в первый раз и тяжёлым дыханием пытаюсь отогнать панику. Да я ведь его люблю. … Я полюбила этого мужчину. Мужчину, который укрыл меня в этой житейской вьюге и откопал моё заметённое снегом и пеплом сердце. Господи, это ж надо! А я-то думаю, что же это за одержимость такая, что же это делается с моей душой.

— Всё хорошо, золотце? — дотянувшись до меня, усаживает меня к себе на колени, продолжая выбирать из конструктора синие элементы. Никитка вне себя от счастья, что папа строит с ним башню.

— Всё нормально. Я могу чем-то вам помочь? — улыбаюсь, рядом с ним чувствуя себя всесильной и не уязвимой.

— Каждому зодчему нужно вдохновение, поэтому ты будешь моей музой, — улыбаются мне в ответ его серые глаза, раскрывшие передо мной своё бездонное тепло. И эта глубина зовётся … любовью. Он ещё ни разу мне об этом не говорил, но я почти уверена, что любима им. Сижу почти не дышу и восторгаюсь башней. А под мультфильмы просто засыпаю, положив голову ему но ноги. Захар поглаживает меня по спине, делает вид, что смотрит в телевизор, но это не так. Он продолжает о чём-то размышлять.

Сегодня он не многословен, даже шуточки свои отставил в сторону, но вечером, застилая кровать свежими простынями, я всё-таки решаюсь у него спросить: