Даю слово

— Я подумала, вдруг ты что-то вспомнил, — ерошу ему волосы, зная, что сейчас он начнёт пыхтеть, как ёж. — Ты ведь любишь подолгу болтать с нашей Викусей.

— Да, но девчачьими секретами она со мной не делится. У Нинки спроси, этот шпион может знать гораздо больше. Только просто так она секреты не выдаёт, чтоб её расколоть нужна фантазия.

Включаю фантазию, мне матери четверых детей не привыкать, сажусь за руль, и еду встречать свою пятнадцатилетнюю дочь Нину, которую я назвала в честь своей второй матери. Моя красотка выскочила с тренировки раскрасневшаяся, русые волосы собраны в гульку кое-как, глаза блестят:

— Мам, ты представляешь, меня отобрали для соревнований! Полуфинал состоится в Чехии! А финал в Канаде! — взбудоражено выпалила она, плюхнувшись на переднее сиденье. — Круто, да?! О, как же я мечтала попасть в этот отбор, выкладывалась по полной!

— Детка, я всем сердцем рада за тебя! Мы с папой никогда не сомневались, что ты у нас ещё тот боец! — у бульдозера просто не могло родиться других детей, которые отличались бы от своих сверстников напористостью и упрямством. — Тебе ведь понадобиться разрешение родителей для выезда за границу. Поэтому юная леди, я хочу знать, что происходит с Викторией, потому что мне она говорить отказывается.

— Ну мам, это ведь секрет!

— Тогда мне очень жаль, что соревнования пройдут без тебя, — я тоже кое-чему нахваталась от своего мужа. — Некоторые секреты стоит вовремя раскрывать. С твоей сестрой что-то творится, а я не знаю, как ей помочь. Она психует, ходит с зарёванными глазами, закрывается у себя в комнате. Нина, я волнуюсь, и вынуждена прибегать к таким методам. Это из-за того, что мы с папой рассказали ей правду?

— Это как бы одна из причин, — обречённо вздыхает Нина. — После того, как вы рассказали, что у Никиты и Вики отцы и матери разные, и что они якобы не родные по крови. … Короче, она вроде как начала сохнуть по нашему Никите.

— Чего??! — ошарашенно взвизгнула я.

— Мам, смотри внимательней на дорогу. Я ещё мечтаю попасть в Штаты и взять золото, поэтому домой желательно добраться живой. Теперь то ты мне дашь разрешение?

— Определённо.

По традиции встречаю Захара на крыльце, какая бы погода не стояла на улице. И как все эти девятнадцать лет ловлю его улыбку, короткий поцелуй в губы, и мы входим в дом вместе.

— Сегодня мне нужно переговорить с тобой с глазу на глаз. И до ночи я не дотерплю.

— Ладно, после ужина сбежим в беседку. Интригуешь. Мне начать волноваться?

— Может быть.

Во время ужина мы совершенно обычная семья. Марк ест и одновременно смотрит в телефон, у Нины не закрывается рот, папина любимица пытается пересказать ему свой день, а Виктория без особого аппетита ковыряется в своей тарелке. Захар слушает, кивает, параллельно выдёргивая Марка из его супер важной переписки, которая не может подождать ни секунды. Я за всем этим терпеливо наблюдаю. Никита уже второй год живёт отдельно, самостоятельной жизнью и ужинает теперь с нами редко. После того, как мы с Захаром, приняв тяжёлое, но всё же правильное решение, рассказали нашим детям правду, умолчав лишь, о том, кем был отец Никиты, наши отношения с детьми ничуть не изменились. Никита так же нежен со мной и так же уважает Захара, Виктория ничуть не охладела ко мне, просто её что-то грызёт, и она не решается мне об этом сказать. И когда в беседке я вывалила Захару добытую мной информацию, он ничуть не удивился.

— Я знаю об этом, — вздыхает Захар. — Ко мне недавно приходил Никита и рассказал, что у Вики возникли по отношению к нему отнюдь не сестринские чувства. Попросил меня отравить его в наш филиал в Лондоне. Потому что не хотел бы, чтобы это далеко зашло.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Всё верно. Они ведь выросли, как брат и сестра! — возмущаюсь я, больше тем, что узнаю всё последней. — Так будет лучше, пусть едет, разлука всё поправит. Вика успокоится и оставит эту дурь.

— Кто знает. Год назад они действительно считали себя братом и сестрой, но правда стёрла некоторую границу, и они посмотрели друг на друга иначе.

— Так ты это поощряешь? — задохнулась я.

— Я просто не собираюсь этому мешать. Понаблюдаем. Они уже не дети, золотце моё. Они взрослые люди. Я вмешаюсь, только если возникнет крайняя необходимость. Мы же любим их одинаково. Ты согласна со мной?

— А ещё я одинаково за них волнуюсь.

— Как говорит наш Марк: «такая наша родительская заморочка». Не нервничай, любовь моя. Ты ведь любишь меня, а значит должна мне верить, что всё наладится. Пусть они проживут свою историю, свою боль, свои радости и победы. Сердце отыщет путь. Ты сама их этому учила.

— Да, но …

А через неделю, только я вошла в свой кабинет, как мне уже звонит моя старшая дочь:

— Мамочка, ты только не волнуйся, — запыхавшись, словно на бегу, бросает в трубку Виктория, — Я тебя очень люблю, и папу очень люблю, но через двадцать минут я вылетаю в Англию. Можешь не переживать, я буду там не одна, а с Никитой!

Конец