Даю слово

— Придурок, так у нас хотя бы есть шанс выжить, но, если мы рухнем, мы взорвёмся к чертям вместе с этим вертолётом! — хватаю его изо всей силы и выталкиваю наружу, после чего прыгаю сам, быстро приближаясь к зелёным макушкам пальм, в надежде, что растительность смягчит падение. Пилот похоже тоже выпрыгнул, но утверждать не стану. Моё приземление было жёстким, максимально сгруппировавшись попытался защитить глаза, пересчитав все ветки головой, плечом, спиной и даже копчиком. И когда я рухнул на землю — неподалёку раздался взрыв. Ощущаю, что вроде жив. А вот если бы остался в вертолёте — уже бы догорал. Тело ноет, голова адски болит и больно сделать глубокий вдох, что говорит о сломанном ребре. Но тем не менее поднимаюсь на ноги оценивая ущерб — кроме сломанного ребра, рассечение на голове, но не глубокое и вывихнуто плечо. Надо же, счастливчик, легко отделался. Ну, возможно ещё сотрясение имеется, но если сравнивать, что вообще мог подохнуть, то это уже мелочи.

Кирилла нахожу по стонам. Одежда порвана, весь исцарапан, как и я, но мне уже не нравится, как повёрнута его нога.

— Нам нужно выбираться отсюда, но идти ты не можешь. Как-нибудь смастерим тебе шину, и я буду тащить тебя волоком здоровой рукой. Возражения есть? — мрачно выдавил я, глядя на него, в который раз проверяя карманы. — Я потерял свой телефон. Твой при тебе?

— Мой по ходу в вертолёте остался.

— Вот это мы с тобой влипли, Кирюха. Короче, насколько я помню по карте, строго на юго-запад, в километрах шестидесяти есть посёлок. Не сможем идти — будем ползти, но выжить мы должны обязательно!

— Что так всё хреново? — уже ночью, услышав мои стоны, приподнялся Кирилл.

— Хреново, но меня плющит не из-за этого. Подумал о Злате, как она бедная среагирует, когда ей скажут, что её муж пропал без вести.

— Она у тебя сильная, она справится, — попытался он меня успокоить.

А на утро полил ливень, вызывая у меня истерический смех:

— Сука, зато не будет проблем с питьевой водой! … В таких условиях, по грязи я тебя не дотащу. Останешься в этом подобии шалаша, один я дойду быстрее, чтобы привести помощь буду оставлять метки, — стащив рубашку, начинаю рвать её на полоски, Кирилл принялся делать то же самое. — Не ссы, прорвёмся!

Я иду к тебе, Злата, я выжил ради тебя, мой лучик.

…Не помню, как я дошёл. Чёртовы дождливые дни слились в один. Увидев людей, рухнул от бессилия на колени, повторяя одну и ту же фразу на всех известных мне языках, ни хрена не понимающим вьетнамским женщинам:

— Связь. Заплачу много.

И видно само проведение позаботилось о том, чтобы поисковая группа, возглавляемая Ринатом остановилась именно в этом посёлке. Уже через час я услышал голос своей любимой.

Глава 24

Нина гладит меня по голове, как маленькую, уложив меня на кровать с компрессом на лбу:

— Нужно верить, моя девочка. Помнишь, как я тебя учила? Верить без остатка, не соскальзывая в это «а друг» и «что, если». Успокойся и просто жди. Оттого, что ты места себе не находишь лучше не станет. Тем более, тебе волноваться нельзя, в тебе новая жизнь растёт. Тебе его сберечь нужно. Вот Захар обрадуется, когда узнает! Поспи немного, солнышко, поспи.

Но едва я задремала, как снова раздался телефонный звонок. По привычке вскакиваю и бросаюсь к трубке. Снова Ринат.

— Прошу тебя, скажи, что у тебя есть новости! — взмолилась я.

— Здравствуй, любимая, — услышав голос Захара, заливаюсь слезами облегчения, не в силах остановиться. Не передать и ни за что не описать какое это счастье, осознать, что он жив, что беды не случилось, воспрянуть на грани отчаянья.

— Когда? — еле смогла выдавить я, но он мне прекрасно понял.

— Уже вылетаем. Через девять часов буду, радость моя. Не плачь.

И ровно через девять часов я была в аэропорту потому, что высидеть дома у меня бы не хватило сил, мне нужно было увидеть его немедленно, чтобы удостовериться в его невредимости. И как только я его увидела — подпрыгнув, рванула к нему, но моё сердце мчалось ещё быстрее. Захар шёл медленно, рука на перевязи, лицо исцарапано, поэтому на шею броситься не решаюсь, а просто плача, целую в губы.

— Боже, какое счастье, что ты жив, — бормочу я. — Как я же я тебя люблю. Как я же испугалась, Захар. Больше никаких перелётов, отцу троих детей нужно себя беречь.

— Ну не плачь, любовь моя, всё хорошо, подумаешь твой бульдозер пару рёбер сломал. … В смысле троих детей? — наконец доходит до него. — Неужели да? — его голос тут же меняется на восторженный.

— Да, я беременна, — перестав плакать, улыбаюсь я. — Нина почему-то уверенна, что это будет мальчик.

— Тогда я в этом даже не сомневаюсь, — прижимает он меня к себе здоровой рукой. — Лучший день в моей жизни!

Эпилог

Марк, сидя над учебником сосредоточенно хмурится и периодически трёт лоб. Как же он похож на Захара, ну прямо будто скопировали его с папочки. Особенно когда хмурится, и характер у моего семнадцатилетнего сына такой же:

— Мам, мне к экзамену нужно готовиться, а когда ты на меня так смотришь, я не могу сосредоточиться, — ворчит он, захлопнув книгу.