Воды залива разволновались сильнее, окатывая волнами побережье Фалиноста. Волны были похожи на лошадей, скачущих к берегу. Даламар задрожал. Верхушки пенистых волн имели зелёный цвет, моряки называли их Кони Зебоим. Даламар подумал о трупах, выносимых на берег после крушений судов, о мёртвых мужчинах и женщинах с запутавшимися в волосах зелёными водорослями.
Сердце безумно застучало и он покрепче схватился за перила. Залив становился всё более буйным, волны тяжело перекатывались через палубу. В небе усилилось зелёное свечение.
— Какие-то козни Повелительницы, — пробормотала пожилая эльфийка. Её муж успокаивал её, но она продолжила. — Какое-то новое зло против нашей земли!
Чья-то молитва перекрыла испуганные голоса.
— О, Эли, в твои руки мы предаём себя! С незыблемой верой и надеждой на тебя! Мы твои дети, о Светоносный! О, Победитель Темноты, помни о нас, потому что мы твои!
Все вокруг стали успокаиваться, присоединяя голоса к утешительной молитве. Веруя, они препоручили себя Богу, который не вмешивался с тех пор, как первая армия Фэйр Керон напала на Нордмаар и его добрые драконы не вступили в бой с драконами Тёмной Владычицы.
— Но он рядом, — говорили они, — он придет, — убеждали они друг друга, — он защитит нас.
Они продолжали молиться и надеяться, в то время как небо над лесом пульсировало зелёным светом.
Только Даламар сохранял молчание и не молился. Он больше не верил в богов своих предков, так как вера его была сломлена. Богохульство, он знал, что это богохульство. Эльфы не должны иметь таких мыслей из опасения быть лишёнными статуса Детей Света и быть оставленными умирать на чужбине. И всё же, дрожа на палубе и наблюдая за вздымающимися волнами, Даламар больше не боялся своих мыслей. Он оглянулся — не заметил ли кто его богохульства, но страха за свои мысли больше не испытывал.
Голоса прошлого витали вокруг старого короля. Голоса детства, его приятелей, его сокурсников в Академии Дома Мистиков, молодых девушек на лугах, срывающих весенние цветы и вплетающих их в длинные сияющие волосы. Волосы, напоминающие цветом лисью шерсть, волосы цвета тёмноглазого оленя, локоны льющегося меда. Среди них была та, которая блистала как драгоценный камень, с золотыми волосами; с глазами, острыми и мерцающими как Северная звезда. Лорак Каладон наслаждался этим светом каждый день.
Светом глаз Ираниалатлетсалы он наслаждался и сейчас, поскольку видел их в матовой поверхности своего шара.
Любовь моя, вздохнул он в сердце, не проронив ни слова. Годы, проведенные в счастье и радости вспомнились ему, ничуть не поблёкнув из-за своей давности. Любовь моя!
Лорак задрожал и на мраморных стенах его большого зала аудиенций отразилась его колеблющаяся тёмная тень.
Услышать эти слова, произнесённые голосом Ираниалы, было всё равно, что услышать предвестие ужасной гибели. Ведь она была Провидцем…
И она предвидела свою собственную смерть. O боги! Моя Ираниала! Я погибну, сказала она в тот день, который, как она знала, был днём её смерти. Я умру!
Так сказал голос, который не был голосом Ираниалы, но был очень на него похож. Голос Ока Дракона внезапно стал насмешливым.
—
Лорак перестал дрожать и снова пристально посмотрел на Око.