А шеф-повар! Эта необъятных размеров дама в белом халате и цветастом переднике командовала отрядом юных поварят, таких же практикантов, как и мы, и Боже мой, как же мы радовались, что мы – не поварята. Отборный мат сыпался на их бедные, увенчанные белыми колпаками головы с утра до вечера! Однако совсем избежать праведного гнева этой горячей женщины и нам не удалось. И кстати, именно по моей вине. Дело в том, что пока в лагерь не заехали дети, мы, вожатые, трапезничали вместе с поварами. Обычно мы вставали из-за стола раньше и, убрав за собой посуду, уходили. Но на второй день мы засиделись за ужином дольше хозяев кухни, а когда стали уходить, заметили, что повара оставили свои тарелки на столе. Только нам и в голову не пришло почему-то убрать за ними, мы отнесли свои чашки к мойке и направились к выходу.
– А посуду вы не хотите убрать?! – загремел нам вслед голос шеф-повара.
Мы остановились и переглянулись в недоумении. Вообще-то, была бы я одна, я бы молча вернулась и всё убрала. Потому как человек я довольно кроткий и безропотный. Но иногда, очень редко, на меня что-то находит, и я начинаю роптать. Как правило, это случается, когда надо заступиться не за саму себя, а за всех. И вот тут мой внутренний командный бунтарь поднял голову, расправил плечи, и я громко возразила:
– За
Ой…Почему у некоторых людей нет такой кнопочки – для уменьшения силы звука?… Шеф-повару такая кнопочка очень бы пригодилась. От её крика у нас даже уши заложило. Слава Богу, она не материлась. Но децибелы были просто запредельные. И самое ужасное, что кричала она не на всех нас, а именно на меня:
– Да вы только посмотрите на неё! За собой она убрала! А кто тебя здесь кормит, а?! Ишь ты, Жар – Птица какая!!!
Сначала я испугалась, но когда меня вдруг обозвали Жар-Птицей, мне стало весело. Вот так метаморфоза! В школе, да и в институте меня, отличницу и скромницу все считали «серой мышкой», и я настолько сроднилась с этим образом, что такое внезапное превращение в нечто совершенно противоположное меня просто ошеломило. Конечно же, я вернулась и убрала сама всю эту злосчастную посуду. Повариха удовлетворённо умолкла и в дальнейшем, вопреки всем моим опасениям, никаких конфликтов у нас с нею не было. Но Жар-птица, которой меня так неожиданно и щедро окрестили в минуту негодования, осталась со мной навсегда… Она ещё расправит свои золотое оперение, она еще засияет всеми цветами радуги, – спустя много лет, но это произойдёт.
В общем, все эти треволнения двух подготовительных к смене дней ужасно нас утомили, и поздно вечером накануне приёмки детей мы с Лилей уснули, как убитые. А когда ровно в 5:30 затрещал будильник, ответом ему было наше дружное хныканье. Впрочем, долго хныкать было некогда, так как через полчаса отходил катер. И когда мы, умывшись ледяной водой из уличного умывальника, наспех одевшись и кое-как причесавшись, вышли из корпуса, «Артек» уже завыл сиреной, и мы помчались со всех ног к пирсу, едва различимому в густом, словно накрахмаленном, тумане.
Глава 3. Знакомство
Теперь мы ехали принимать детей: наших подопечных, наших «пионеров», которых любящие родители доверят нам, обычным 18-летним девчонкам на целых три недели. С одной стороны, мне хотелось поскорее уже увидеть этих ребят, а с другой – я ужасно боялась того момента, когда тридцать сорванцов, вырвавшихся из-под родительской опёки, окажутся на диком берегу, где их повсюду подстерегает опасность, а мне придётся ежеминутно, ежесекундно следить за ними.
В промозглом полутёмном вестибюле одной из проходных Торгового порта в течение двух часов мы знакомились с нашими будущими подопечными. Заносили необходимые данные в тетрадку, выслушивали наставления и просьбы взволнованных родителей, кивали, улыбались, обещали, отвечали на бесчисленные вопросы… И вот, наконец, приёмка окончена. Выйдя на видное место перед зданием порта, мы высоко подняли таблички с номерами отрядов, и пионеры, нагруженные рюкзаками, чемоданами, пакетами и сумками, оторвались от своих мам и пап и сгрудились вокруг вожатых. Стараясь приветливо улыбаться взирающим на меня снизу мордашкам, я внимательно про себя пересчитала ребят по головам. Двадцать три. Я взглянула на Лилю. «Двадцать три», шепнула она, и я кивнула ей, вздохнув с облегчением. Две рыжеволосые, в золотых веснушках сёстры-близняшки стояли вплотную к нам и, задрав головы, с интересом нас разглядывали. Вдруг одна из них громко и восторженно сказала другой: «Какие красивые, правда?», и я тут же почувствовала, как она просунула свою горячую влажную ладошку в мою руку.