Далекие чужие. Как Великобритания стала современной

В то время как семья создавала новые эмоциональные модели, которые позволяли сохранять уединение от незнакомцев за дверью и не терять близость между территориально далекими родственниками, все более перформативная природа самосознания могла быть ответом на анонимность социального мира, населенного чужаками. Я, конечно, не предполагаю, что современная идея личности как индивидуализированного и автономного «я» была продуктом общества чужаков. Мы знаем, что это новое понимание себя возникло в XVII и XVIII веках. Его ключевым ингредиентом был переход от внешних точек отсчета для самоанализа, таких как протестантские поиски индивидуального спасения или сублимация личности в рамках более крупного корпоративного тела, к внутренним, которые признавали, что каждый человек является хозяином своего знания (Декарт) и архитектором своей собственной жизни (Локк). Там, где раньше эгоцентризм казался сомнительным с моральной точки зрения или даже греховным, он постепенно стал приниматься и поощряться. Это проявилось в зеркалах, часах и личных спальнях буржуазного дома, в новых практиках самоанализа и интроспекции, в появлении романа и его историй об индивидуализированных персонажах, в распространении новых верований, которые позиционировали гендерную личность как носителя политических прав и прославляли корыстное стремление к богатству, а также в развитии новых романтических представлений о ребенке и детстве как уникальном формирующем моменте самореализации и воспитания [Taylor 1992; Steedman 1995; Porter 1996; Wahrman 2004]. Все они предоставляли новые возможности для самопознания и реализации «я», которое воспринималось как сущностное ядро личности, и развивались независимо от увеличения численности, мобильности и анонимности населения.

Новым явлением, связанным с анонимностью современной жизни, была культура перформанса, которая все чаще включала задачи создания и демонстрации своего личностного начала. Были и те, кто отвергали новый акцент на внутренности, интимности и аутентичности и вместо этого сознательно культивировали формы самости, основанные на стилизованной внешности и поддержании дистанции с другими. Бал-маскарад, столь модный во второй половине XVIII века, может быть понят в этих терминах как сцена для представления себя в толпе незнакомцев [Castle 1986; Wahrman 2004]. Понимание самости достигло своего апогея в культуре «денди», оно отнюдь не было уделом элиты. Хотя Бо Бруммелл и Оскар Уайльд в начале и конце XIX века оставались его главными образцами, поздневикторианские мюзик-холлы изобиловали Champagne Charlies и Swells, игриво представляющими различные социальные идентичности как на сцене, так и вне ее [Vernon 2000: 37–62; McLaren 2007: 597–618]. Поиски подлинной духовности породили множество практик публичного представления самореализации, ее раскрытия и воплощения в жизнь. Повествования об обращении, о рождении нового «я» стали основой методистской литературы и вскоре были воспроизведены в автобиографиях рабочих людей, повествующих о своих политических, образовательных и этических преобразованиях. Движение за умеренность сделало публичное подписание клятвы новообращенными центральным событием их собраний. Аналогичным образом, дискурс самосовершенствования, канонически сформулированный в книге С. Смайлса «Самопомощь» (1859), приравнивал воспитание хорошего характера к его социальному проявлению во время знакомства с незнакомыми людьми [Anixter 2015; Vincent 1982; Harrison 1971; Collini 1985: 29–50]. Во второй половине XIX века даже занятие месмеризмом, спиритизмом и оккультизмом для исследования самых глубоких глубин самости и границ ее автономии и рациональности предоставляло альтернативные, «научные» этапы реализации и исполнения [Winter 1998; Owen 2004]. Современная социальная ситуация, возможно, и создала общество анонимных и далеких незнакомцев, но она также породила новые формы близости, привязанности и самопознания, которые обеспечили сохранение личных отношений в центре социальной жизни.

* * *

В период между 1750 и 1900 годами быстрая миграция, растущая мобильность и урбанизация британского населения создали новое общество чужаков. Это социальное положение, которое я считаю состоянием современности, изменило социальные отношения на улицах, в наших семьях и в нашем внутреннем мире. Оно также потребовало разработки новых систем управления, форм объединений и торговли. Необходимо было буквально заново придумать и собрать современное государство и экономику.

Глава 3 Управление чужаками