– Ты сидишь здесь на корточках, – ухмыльнулся Уиграм, – вылитый хайберский бандит местного производства, и разглагольствуешь о дурном тоне. Признай, что это комично. – Аш рассмеялся и извинился, а Уиграм произнес: – Наверное, это борода меняет тебя до неузнаваемости. Я даже близко не догадывался, кто ты такой. И вообще, я думал, ты в Кабуле.
– Я был там. Но я хотел лично увидеться с Каваньяри, а не писать или посылать устное сообщение по обычным каналам. Я надеялся, что сумею убедить его посмотреть на вещи иначе, если поговорю с ним. Но я ошибался. На самом деле я добился только того, что он пришел к мнению, будто я становлюсь слишком пристрастным в пользу эмира и серьезно рискую стать ненадежным. Видимо, он подразумевал – предателем.
– Опять теряешь самообладание, Аштон? – спросил Уиграм с еле заметной улыбкой. – Сам знаешь, что болтаешь чепуху. Конечно, у него в мыслях нет ничего подобного. А если есть, значит ты здорово постарался, чтобы у него возникло такое впечатление. Что ты сказал Каваньяри, что он так расстроился?
– Правду, – мрачно ответил Аш. – И я вполне мог бы остаться в Кабуле и не тратить время на разговоры с ним, потому что он не хочет верить. Я начинаю думать, что никто из них не хочет верить – я имею в виду парней в Шимле.
– Чему они не хотят верить?
– А вот чему: нет никакой опасности, что эмир позволит русским строить дороги и размещать военные базы в своей стране, и даже если бы он сдуру согласился на такое, его подданные выступили бы против, а именно с ними приходится считаться. Я снова и снова повторял Каваньяри, что афганцы не желают принимать ни одну из сторон – ни России, ни раджа… Да-да, я знаю, что ты собираешься сказать. Он тоже сказал это: «Но ведь эмир радушно принял русскую миссию в Кабуле». Ну и что с того? Как еще он мог поступить, черт возьми, принимая во внимание, что русская армия находится за Амударьей и приближается к границе Афганистана, половина страны охвачена восстанием и новости о победах России в Турции распространяются по Азии с быстротой молнии? Он сделал все возможное и невозможное, чтобы отделаться от Столетова и его компании, а потом всячески старался задержать их приезд. Но когда стало ясно, что они в любом случае прибывают, он сделал единственную вещь, которую мог сделать в данной ситуации, за исключением того, чтобы перестрелять их всех и ответить за последствия: он изобразил удовольствие по поводу малоприятного события и оказал незваным гостям публичный теплый прием. Вот и все. Он нуждается в них не больше, чем нуждается в нас, и вице-король знает это, а если не знает, значит у него худшая в мире разведывательная служба!
– Но ты должен признать, что с нашей стороны дело выглядит не лучшим образом, – рассудительно заметил Уиграм. – В конце концов, эмир отказался принять британскую миссию.
– Почему бы и нет? Мы разглагольствуем о наших правах в Афганистане и о нашем праве иметь миссию в Кабуле, но кто дал нам эти права, черт возьми? Это не наша страна, и она никогда не представляла для нас угрозы, кроме как в качестве возможного союзника России и плацдарма для развертывания наступления русских на Индию, а теперь все понимают, что такая опасность – если она вообще существовала когда-либо – исчезла с недавним подписанием Берлинского договора. А потому страшно глупо делать вид, будто у нас есть основания бояться Афганистана. Ситуацию почти наверняка можно уладить мирным путем, пока не поздно. У нас еще есть время. Но похоже, мы предпочитаем считать, что нам грозит серьезная опасность, и притворяться, будто мы изо всех сил старались снискать дружбу эмира, но наше терпение иссякло. Господи, Уиграм, неужели наши чертовы «шишки» хотят второй афганской войны?
Уиграм пожал плечами:
– Чего меня-то спрашивать? Я всего лишь бедный кавалерийский офицер, который делает, что велят, и идет, куда посылают. Сильные мира сего не делятся со мной своими мыслями, так что мое мнение не много значит, но, если исходить из всего, что я слышал, ответ будет таков: да, они хотят войны.
– Я так и думал. Имперское величие вскружило им голову, и они хотят увидеть, как все больше и больше стран на карте мира раскрашивается в розовый цвет, и войти в учебники истории в качестве великих деятелей – проконсулов и современных Александров. Тьфу! Меня от них тошнит.
– Ты не должен винить Каваньяри, – заметил Уиграм. – Я сам слышал, как он сказал Файз Мухаммеду у Али-Масджида, что он всего лишь слуга правительства, который выполняет приказы. И это так же верно в отношении его, как и в отношении меня.
– Возможно. Но люди вроде Каваньяри – люди, которые действительно много знают о хайберских племенах и могут разговаривать с ними на их диалектах, – должны посоветовать вице-королю и прочим пламенным сторонникам войны придержать лошадей, а не подстрекать эту компанию к решительным действиям, чем он, похоже, и занимается. Ох, ладно, я сделал все возможное, но я ошибался, предполагая, что кто-то в состоянии заставить Каваньяри поверить в вещи, верить в которые он не желает.