Далекие Шатры

– Да, сэр. Люди из ближайшего окружения эмира говорят, что он сам знает это и ускоряет свою смерть, отказываясь от пищи и лекарств. Они говорят, он сломленный человек. Его сокрушило горе из-за смерти обожаемого сына и унижение от необходимости признать своим наследником сына ненавистного, а также невыносимое давление, оказанное на него Россией и нами. Жизнь для него потеряла всякий смысл, и никто не верит, что он когда-либо покинет Туркестан или сумеет далеко уехать, коли покинет, – русские обязательно развернут его обратно. Теперь, когда они официально обменялись с нами рукопожатием, Афганистан явно стал для них помехой, и я думаю, они предпочтут забыть о нем… до следующего раза, естественно. Я также узнал из достоверного источника, что Шир Али отправил генералу Кауфману письмо с просьбой вступиться за него перед царем и что Кауфман в ответном послании настойчиво посоветовал ему не покидать страны и прийти к соглашению с Британией. Таким образом, сейчас эмир уже понимает, что помощи от России ждать не приходится и что он совершил роковую и непоправимую ошибку, покинув Кабул. Нельзя не испытывать к нему жалость, но, по крайней мере, это означает, что войну можно закончить и отослать наши войска обратно в Индию.

– Обратно в Индию? – Каваньяри сдвинул брови. – Я вас не понимаю.

– Но сэр… В прокламации вице-короля говорилось, что мы ничего не имеем против афганского народа – только против Шир Али. А Шир Али сошел со сцены. Он покинул Кабул, и уж кто-кто, а вы, который хорошо знает афганцев, должны понимать, что ему никогда не позволят вернуться – Якуб-хан об этом позаботится! Кроме того, как я сказал, он умирает, и вы со дня на день услышите о его кончине. Но жив он или умер, он уже не играет никакой роли. Тогда с кем мы воюем? – Каваньяри не ответил, и немного погодя Аш горячо заговорил в тишине: – Сэр, если мы действительно ничего не имеем против подданных эмира, то мне хотелось бы знать, какого черта мы здесь делаем через несколько недель после того, как Шир Али признал себя побежденным и дал деру? Мне бы хотелось знать, под каким предлогом мы оккупируем их города и аннексируем их территории, а когда они сопротивляются, в чем нет ничего удивительного, – расстреливаем их, сжигаем деревни и хлебные поля, оставляя женщин, детей и хилых стариков без пищи и крова, причем среди зимы. А мы делаем именно это. Если лорд Литтон не лукавил, когда говорил, что мы ничего не имеем против афганского народа, он должен прекратить войну немедленно, потому что причин продолжать ее больше нет.

– Вы забываете одно, – холодно произнес Каваньяри, – Шир Али назначил своего сына Якуб-хана соправителем, и сейчас Якуб-хан выступает в качестве регента, а следовательно, у страны по-прежнему есть правитель.

– Но ведь не эмир! – Это был почти крик боли. – Как мы можем притворяться, будто имеем какие-то претензии к Якуб-хану, если он много лет находился в заточении и на его освобождении неоднократно настаивали наши же собственные должностные лица? Безусловно, теперь, когда он фактически стал правителем Афганистана, нам следует объявить перемирие и посмотреть, как он собирается повести себя. Это не причинит нам никакого вреда, но спасет великое множество жизней. Однако, если мы продолжим войну, даже не поинтересовавшись намерениями Якуб-хана, мы навсегда лишимся возможности установить с ним дружеские отношения и добьемся только одного: он тоже станет нашим врагом, как и отец, которого он ненавидел. Или именно этого мы и хотим? – Каваньяри снова не ответил, и Аш повторил вопрос, угрожающе повысив голос: – Вы ведь хотите именно этого? Вы, вице-король и прочие советники его превосходительства? И эта кровопролитная война – всего лишь предлог, чтобы захватить Афганистан и присоединить к империи? И плевать на афганский народ, против которого мы якобы ничего не имеем! Это так? Так? Ибо если это так…

– Вы забываетесь, лейтенант Пелам-Мартин! – перебил Каваньяри ледяным тоном.

– Саид Акбар, – ядовито поправил Аш.

Каваньяри проигнорировал замечание и продолжил:

– Я попросил бы вас не кричать. Если вы не в состоянии владеть собой, вам лучше уйти, пока нас кто-нибудь не услышал. Мы не в Британской Индии, а в Джелалабаде, где полно шпионов. И я хотел бы также заметить, что не ваше и не мое дело критиковать приказы начальства или судить о политических вопросах, выходящих за пределы нашей компетенции. Наш долг – делать, что нам велят, и если вы на такое не способны, значит вы больше не нужны ни мне, ни правительству, которому я имею честь служить, и мне кажется, вам лучше разорвать отношения с нами сейчас же.

Аш глубоко вздохнул и расслабился. Ему показалось, будто с его плеч сняли груз – груз ответственности, который, как Синдбадов Морской старец, с течением времени становился все тяжелее и докучливее. Впрочем, у него хватило ума понять, что виноват главным образом он сам, самонадеянно полагавший, что информация, с таким трудом добытая, будет сочтена достаточно важной, чтобы повлиять на решения совета вице-короля и склонить чашу весов в сторону мира.